Читать книгу "У расстрельной стены - Сергей Зверев"

— О, какой дастархан, уважаемый… Катта рахмат, дорогой! — Макс картинно приложил ладонь к сердцу. — А я, не поверишь, как чувствовал — всю ночь библиотека снилась! Как будто я из нее никак выбраться не могу. И машинка печатная — старая, просто жуть. И я вроде как в панике: надо статью сдавать, а у меня беда — по клавишам стучу-стучу, а вместо текста белый лист.

— Да нет никакой беды, успокойся. — Я свинтил пробку, разлил по стаканам и кивнул на край стола, где лежала новехонькая книга — из только что полученных авторских экземпляров. — Вот, дорогой соавтор, можешь потрогать, посмотреть и даже с собой взять! Ну что — за успех нашего предприятия! Теперь можно, дело сделано.

Пока виски благосклонно осматривал темные закоулки наших организмов, мы дружно закурили, и Макс, демонстрируя легкую небрежность и вальяжность мэтра, взял в руки приятно пахнущую новенькую книжку. Всмотрелся в изображенные на обложке мрачноватые своды подземелья, строгого парня в фуражке с васильковым верхом и с «наганом» в руке, название, выведенное рваными мазками красной краски, и удовлетворенно кивнул.

— А что, вполне достойно! «Капкан»! А убивец-то, между прочим, на тебя похож, только моложе. А вот это мне больше всего нравится: «Алексей Забелин, Максим Евдокимов». Заметь, старик, я не в претензии, мне и на втором месте вполне комфортно. Цени мою скромность и великодушие, графоман!

— Я ценю. — В подтверждение своих слов я положил на край стола конверт и легонько подтолкнул его в сторону мэтра. — Здесь и за великодушие, и за скромность, и даже небольшая прибавочка за красивые глаза. Как и договаривались: весь гонорар — твой. Остальное — процент за проданные вещи. Короче, нашел я понимающего, солидного покупателя и на бумаги, и на револьвер. Копия дневника у меня, естественно, осталась, все до единого листочка.

— Послушай, ты же говорил, что старушка просила…

— Говорил, не отрицаю, — кивнул я и разлил еще по граммов пятьдесят. — Но подлинник действительно нигде уже не всплывет, а на книгу — внимание, господа! — я испросил величайшего дозволения ея императорского величества. То есть нашей милой «гранд-маман». И получил его — заметь, совершенно официальным и законным способом. Кстати, парочку экземпляров во Псков-град я уже отправил. Так что, друг мой, «пора: перо покоя просит», можно перевести дух и заняться своими основными делами.

— Это да — давно пора. А то шеф уже намекал мне как-то, что кое-кто изволит манкировать своими обязанностями. Слушай, а твоя бывшая не объявлялась? Забавно было бы эдак издалека полюбопытствовать, нет ли в лагере противника нездорового оживления? Как считаешь, мы не очень-то перегнули?

— Макс, мы ничего не гнули — ни вправо, ни влево! Мы всего лишь озвучили точку зрения товарища Дергачева, не более того. Он имеет право высказаться? Имеет! Потому как у нас свобода слова и вероисповедания. Меня, честно говоря, сейчас другое занимает. — Я изобразил на лице нечто вроде легкой озабоченности. — Дело такое: звонила мне наша милейшая псковитянка…

— И…

— И сообщила, что готова отдать мне вторую часть дневника. То-то я все прикидывал, откуда в бумагах нашего Матвея такие пробелы? Например, о войне почти ничего…

— Что решил? Поедешь с дружеским визитом?

— Ничего пока не решил. Но я подумаю. Обязательно подумаю…