Читать книгу "Петр III - Николай Павленко"

Переворот в пользу Екатерины II, как и ранее в пользу Елизаветы Петровны, имел одну общую черту: и там, и здесь орудием переворота была гвардия. В остальном нетрудно обнаружить особенность. Главная из них состояла в том, что претендовавшая на корону Елизавета Петровна принадлежала к царствовавшей династии Романовых, в то время как Екатерина II не имела к ней никакого отношения, и ее можно без всяких оговорок считать узурпаторшей трона, силой отнявшей власть у законно правившего государя. Елизавета Петровна отправилась добывать корону налегке, в сопровождении трех человек, в небольших санях, так что Воронцову довелось стоять на запятках, в то время как Екатерине пришлось стать во главе войск столичного гарнизона, в котором большинство принадлежало трем гвардейским полкам. Следующее отличие состояло в том, что Елизавета добилась успеха в течение одного-двух часов, в то время как Екатерине удалось завершить его лишь по истечении двух суток. Наконец, последнее отличие: в перевороте Елизаветы Петровны не участвовали не только генералы и вельможи, но даже рядовые офицеры, в то время как Екатерине удалось привлечь к заговору офицеров Орловых и таких влиятельных вельмож, как Н. И. Панин, К. Г. Разумовский, и умную и энергичную княгиню Е. Р. Дашкову.

Иной была и мотивация переворота: Елизавета Петровна совершала его под флагом борьбы с иноземным засильем, в то время как Екатерина не могла воспользоваться этим лозунгом, поскольку сама была немкой — ей пришлось убеждать подданных, что царствующий монарх правит страной не в их интересах, что он уступил безвозмездно прусскому королю завоеванные у него в изнурительной Семилетней войне территории, что, выходя из антипрусской коалиции и ведя подготовку к датскому походу, Петр III выступал не в роли российского императора, а герцога Голштинского.

Внутренняя политика Петра III тоже у многих вызывала протест. Едва ли не самое сильное недовольство правлением Петра III проявляла гвардия. Гвардейские полки, Преображенский и Семеновский, при инициаторе их создания Петре Великом имели репутацию самых боеспособных частей русской армии. Кроме того, эти полки являлись своеобразной школой, где дворянские отпрыски практически овладевали навыками военного дела, чтобы продолжить службу офицерами в полевых полках.

При преемниках Петра I гвардия стала постепенно утрачивать прежнюю славу, превратившись в изнеженное воинство, распоряжавшееся троном. При ближайших преемниках Петра I командирами гвардейских полков числились монархи. «В правление императрицы Елизаветы, — писал Шумахер, — они привыкли к безделью. Их боеготовность была очень низкой, за последние двадцать лет они совершенно разленились, так что их стоит рассматривать как простых обывателей, чем как солдат. По большей части они владели собственными домами, и лишь немногие из них не приторговывали, не занимались разведением скота или еще каким-либо выгодным промыслом. И этих изнежившихся людей Петр III стал заставлять со всей мыслимой строгостью разучивать прусские военные приемы. При этом он обращался с пропускавшими занятия офицерами почти столь же сурово, как и с простыми солдатами. Этих же последних он часто лично наказывал собственной тростью на публичных смотрах из-за малейших упущений в строю. Вместо удобных мундиров, которые действительно им шли, он велел им пошить короткие и тесные, на тогдашний прусский манер. Офицерам новые мундиры обходились чрезвычайно дорого из-за золотого шитья, в изобилии украшавшего их, а рядовым слишком узкая и тесная форма мешала обращаться с ружьями. Но что более всего восстановило против императора этих привыкших к удобствам людей — это его требование отправиться с ним в поход за несколько сотен миль против Дании, который он окончательно решил».

Жестокое обращения императора с офицерами и солдатами подтверждает и граф Мерси: русский государь, доносил он в депеше от 25 апреля 1762 г., «продолжает обращаться жестоко с рядовыми, так и с офицерами».

Гвардейцев, кроме того, пугала дальнейшая судьба их полков: император как-то отозвался о них: «Гвардейцы только блокируют резиденцию, не способны ни к какому труду, ни к военным экзерцициям, а всегда опасны для правительства». Петр III не скрывал своего намерения распустить гвардейские полки. Первый шаг по их ликвидации он успел сделать — упразднил лейб-кампанию. Лейб-кампанцы роптали, заявляя, что «возведением на престол Елизаветы Петровны они очистили и Петру III путь к трону».

Недовольство Петром III выражал и генералитет. Среди него было немало генералов, прославившихся боевыми подвигами и достигших преклонного возраста. Их император принуждал месить грязь, заниматься бесполезной муштрой, доставлявшей ему истинное наслаждение. Нередко боевые генералы нанимали прусских офицеров, чтобы те обучили их маршировать высоко поднятыми ногами, часто не гнувшимися, и с вытянутыми носками.

Недовольные встречались и среди вельмож. Численность их была невелика, но они пользовались огромным влиянием. Среди них выделялся сорокадвухлетний граф Н. И. Панин, воспитатель сына императора Павла Петровича. Петр III пожаловал Панина чином генерала от инфантерии, но тот, будучи отягощен болезнями, отказался от чина из-за отсутствия возможности участвовать в экзерцициях. Императору было недоступно понимание причин отказа, и он отозвался о строптивом вельможе так: «Меня уверяли, что Панин умный человек. Могу ли я теперь этому верить».

Вторым вельможей, на которого Екатерина могла вполне положиться, был гетман Украины Кирилл Григорьевич Разумовский, младший брат елизаветинского фаворита, занимавший одновременно должность командира Измайловского полка, в котором служили братья Орловы. В молодости Кирилл Григорьевич был горячим поклонником Екатерины. Теперь у гетмана были другие основания быть в лагере супруги императора.

Петр III, как известно, прославился неумением держать в тайне свои намерения и рассказывал о них окружающим задолго до их осуществления. В данном случае император поведал кому-то из придворных о намерении отнять гетманскую булаву у Разумовского, чтобы вручить ее своему любимцу Гудовичу.

Худ. Луи Токке. Портрет графа К. Г. Разумовского. 1758 г.

Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Не только Панин и Разумовский были обеспокоены своим будущим, большинству придворных и вельможам было неведомо, какая мысль осенит голову неуравновешенного монарха. По мнению австрийского посланника Мерси д, Аржанте, «даже те, на долю которых выпала большая часть высочайших милостей, не находят в них достаточных причин для спокойствия на будущие времена».

Среди горячих поклонниц Екатерины выделялась Екатерина Романовна Дашкова, родная сестра фаворитки Петра III Елизаветы Романовны Воронцовой. Девятнадцатилетняя Екатерина Романовна отличалась умом, неиссякаемой энергией и романтическим складом характера. Она однажды сама явилась к спавшей императрице и предложила свои услуги, чтобы оказать помощь отверженной супруге императора. Дашкова оставила «Записки», в которых явно переоценила свою роль в заговоре. Если верить Дашковой, то она являлась центральной фигурой заговора и руководила действиями заговорщиков. В действительности, заговорщики полностью ей не доверяли, во-первых, по причине ее юного возраста и, во-вторых, по ее родственным связям — она была не только сестрой фаворитки, но и племянницей канцлера. Подлинная руководительница заговора Екатерина Алексеевна была недовольна тем, что Дашкова афишировала свою роль в заговоре, и с раздражением писала бывшему фавориту С. Понятовскому: «Княгиня Дашкова, младшая сестра Елизаветы Воронцовой, хотя и желает приписать всю честь себе, так как была знакома с некоторыми из главарей, не была в чести по причине своего родства и девятнадцатилетнего возраста и не внушала никому доверия… Приходилось скрывать от княгини путь, через который другие сносились со мною еще за пять месяцев до того, как она что-либо узнала, а за четыре последние недели ей сообщили так мало, как только могли. Тем не менее ее участием в заговоре дорожили, поскольку она была вхожа в дома вельмож и могла сообщить заговорщикам ценную информацию».