Читать книгу "Принц теней - Рэйчел Кейн"

– Это Капулетти, – заявила Вероника. – Девица Капулетти – она пожаловалась самому епископу, что стала невольной свидетельницей противоестественной связи. По крайней мере, так говорят.

– Которая из девиц Капулетти? – Я не верил ей. Я не хотел ей верить, но она, похоже, говорила правду – в глазах у нее появилась торжествующая искра.

– А та, о которой все время блеет Ромео, – произнесла Вероника. – Та, которая собирается в монастырь. Розалина. А мы просто подхватили.

Я отшатнулся от нее, как от огня. Как я хотел, чтобы она лгала! Как не хотел верить, что Розалина, именно Розалина была тем человеком, который совершил такой безжалостный и бессердечный поступок! Но она слишком благочестива, думал я. Она хочет посвятить свою жизнь Церкви. Она не знала Меркуцио. И все, что она видела, это нечто ужасное, греховное и порочное, совершаемое в темноте. И это оскорбило ее…

Но мне было плохо от этого. Очень плохо.

– Ты лжешь, – сказал я. – Ты, маленькая дрянь с низкой и подлой душонкой, ты лжешь. Это ты пожаловалась епископу, а теперь сваливаешь все на Капулетти.

Ее губы искривились в довольной ухмылке. Моя дьявольски умная сестра так хорошо умела играть словами.

– Твой дружок своим поведением всегда подвергал опасности дом Монтекки, – проговорила она. – Его должны были поймать – рано или поздно. А теперь он ненавидит Капулетти за то, что те его предали, ненавидит по-настоящему, хотя раньше относился к нашей вражде как к игре в шахматы, бескровной и увлекательной. Я оказала тебе услугу, братец, привязав его к нам еще крепче. И я оказала услугу ему. Не думаю, что бабушка будет против. Это ведь была ее идея.

От такой жестокости у меня захватило дух… Старая ведьма приказала выдать тайну Меркуцио, использовать Капулетти в качестве козла отпущения и тем самым привязать несчастного Меркуцио еще крепче к Монтекки! Политика во всей своей грязной красе.

– Железная Синьора, может быть, и отдала приказ, – скорее прошептал, чем сказал я. Я с трудом сам различал собственные слова, потому что их заглушала пульсирующая у меня в голове кровь, а перед глазами у меня стояла красная пелена. – Но ты… тебя же использовали как марионетку, сестрица.

Вероника взмахнула руками с деланым равнодушием:

– Я женщина. Я должна привыкать к тому, что меня используют.

– Ты не женщина. Ты ребенок, играющий в игры, которых не понимаешь.

– Я в большей степени женщина, чем ты мужчина, Бен! У меня уже год как начались месячные! И скоро я выйду замуж и окажусь в постели с мужчиной, и тогда я смогу еще больше сделать для нашего дома. А какая польза от тебя, а? Лишний мальчик!

Она оттолкнула меня, догнала свою маленькую кузину, и они вдвоем направились вниз по коридору, шелестя шелковыми юбками и оставляя после себя облако цветочного аромата.

Как сладко пахло это зло…

– Из-за чего была ссора? – спросил Ромео, когда я вернулся к нему. – Это из-за Меркуцио?

– Из-за подлости, – ответил я. – Однажды она обязательно испытает на собственной шкуре, как это больно.

Это прозвучало так мрачно, что Ромео взглянул на меня с тревогой.

– Сегодня вечером я тайком проберусь к Меркуцио, чтобы узнать, все ли с ним в порядке.

– Я пойду с тобой, – сказал Ромео.

И я не нашел в себе сил ему отказать.

Проникать незаметно в покои Меркуцио было для меня уже привычным делом, но в этот раз со мной был Ромео, а он не владел этим искусством в той же степени, да и охрана дома Орделаффи была усилена в связи с обстоятельствами. Мы справились с задачей, но это оказалось нелегко. Наконец мы ввалились, потные и дрожащие, в окно комнаты Меркуцио, где было темно и тихо. Не горел ни один светильник. Не было вообще ни следа жизни.

– Они увезли его! – воскликнул Ромео взволнованно. – Бен, они его увезли!

– Боюсь, что хуже, – ответил я.

Найдя на подоконнике огарок свечи, я зажег его – свет был тусклый и неверный, но его было достаточно… и нашел груду окровавленной одежды Меркуцио на полу, она была брошена бесформенной кучей – значит, слуге даже не дали возможности побыть с ним. Дорожка из капель крови начиналась от этой кучи. Ромео взял свечу и пошел за мной следом, держа ее повыше, чтобы я не сбился с этого слабого следа, который привел нас сначала к пустующей постели, а потом – к лежанке, где обычно, в лучшие времена, приклонял голову слуга Меркуцио.

Сегодня же на ней скорчился наш друг.

О нем никто не позаботился – ему даже первой помощи не оказали. Он лежал в пропитанном кровью нижнем белье, лицо его распухло до неузнаваемости. Мы с Ромео не могли поначалу вымолвить ни слова при виде этого зрелища, а потом я взглянул на своего кузена – он кивнул, зажег еще одну свечу от первой и, оставив мне ее, отошел. А когда вернулся, в руках у него был таз с водой и полотенце. Вода была ледяная, но хотя бы чистая, и полотенце тоже. Меркуцио застонал, когда мы помогли ему сесть и прислониться к стене, но не сопротивлялся, пока я промокал мокрым полотенцем засохшую кровавую корку у него на лице – у глаз, носа, рта.

Умытый, он не стал выглядеть лучше. Глаза у него настолько заплыли, что он едва мог открыть их, нос, судя по всему, был перебит, и хотя ему каким-то чудом удалось сохранить зубы – один все-таки был выбит. Два пальца на руке были сломаны, и Ромео поддерживал их, пока я накладывал повязку.

Когда Меркуцио наконец заговорил, речь его была медленной и невнятной, а голос звучал хрипло и глухо:

– Вы оставили его там? На дереве?

– Не беспокойся, – ответил я. – Брат Лоренцо сделал все, что полагается в таких случаях, чтобы он упокоился с миром.

– Он был очень храбрый, – проговорил мой друг, который словно находился далеко отсюда, очень далеко, и слова его как будто долетали сюда, но еле слышно. – Ты видел, Бенволио. Он так мужественно держался, когда они его схватили.

– Да, он был очень храбрый, – согласился я. Мне внезапно стало трудно говорить, и я почему-то стал смотреть по сторонам, отводя взгляд от его разбитого лица. И в то же время понимал, что оно, это лицо, только слабое отражение той боли, которая сжигала моего друга изнутри. – Самый храбрый.

– Я хотел умереть вместе с ним, ты же знаешь.

– Знаю, – сказал Ромео, когда я промолчал. – Ты сражался за него, Меркуцио.

– И я никогда не перестану сражаться за него, – произнес Меркуцио все тем же глухим, бесчувственным, мрачным голосом. В его голосе не было слышно смирения и признания своего поражения – напротив: это была констатация факта, настолько убедительная сама по себе, что она не требовала уже никаких дополнительных интонаций. – Я найду того, кто выдал его. И я отомщу. Я отомщу, даже если сам дьявол встанет между нами и попытается мне помешать.

Я почувствовал, как по спине у меня побежали мурашки: я понимал, что он говорит серьезно. Он будет, словно терьер, рыть землю носом, пока не выгонит из норы крысу и не уничтожит ее.