Читать книгу "Имя кровью. Тайна смерти Караваджо - Мэтт Риз"

Дель Монте приложил ладонь ко лбу, испустил долгий, исполненный смирения вздох и обратил на Караваджо взгляд печальных серых глаз. Члены Фаббрики с негодованием перешептывались. Что они сделают с картиной? Караваджо смотрел на них с негодованием, но и мольбой: он уже сожалел о вырвавшихся резких словах.

– Вы обязаны уничтожить эту мазню, – заявил Бальоне, который, похоже, хорошо выучил свою роль. – Она лишает искусство достоинства! Она загоняет его на грязные задворки Рима! Только взгляните на святую Анну, мать Богородицы. Караваджо выставил ее уродливой старухой – и это в святейшей церкви! Это оскорбление гробницы святого Петра, черепа святого Андрея, всех святых мощей!

– И ты зовешь себя живописцем? – набросился на него Караваджо. – Да ты недостоин мне краски растирать!

– А Иисус у него голый. Голый! В какую клоаку обратилась твоя душа, Меризи, если ты видишь Спасителя в столь низменном образе?

Разнаряженные богачи благоухали духами. А от Караваджо – он сам это чувствовал – исходили миазмы пота, грязи и ярости. Что же он принес в их церковь? Он был уверен, что написал любовь. Неужели Бальоне прав? Неужели он и впрямь совершил святотатство? Мысли лихорадочно метались в мозгу, сердце затопило волной отчаяния.

Но больше всего художника поражало молчание богатых покровителей искусства. Неужели его истинный замысел ускользнул и от них?

– Эта картина – не плод моего воображения, – сказал он. – Я пишу только то, что вижу своими глазами. Я видел, как эта женщина водит племянника, поставив его ножки себе на ноги. Они так играют, понимаете? Играют и смеются. Потому что любят друг друга. Разве Пресвятая Дева не любила своего сына?

– Ваше полотно, маэстро Караваджо, – дель Монте говорил примирительным тоном, но достаточно громко, чтобы его слышали все вокруг, – предполагает, что в любви Пресвятой Девы присутствовала и физическая сторона.

– Как всегда между матерью и сыном.

– Разумеется. Но это не просто мать с сыном. Это Богородица с Господом.

– Не вижу разницы.

Глава Фаббрики, кардинал Асканио Колонна, поднял руку, призывая собрание к спокойствию. «Это брат маркизы. Он меня поддержит. Я ведь их человек».

– Как одному из начальников святой инквизиции, – сказал Асканио, – мне поручено вести Индекс запрещенных книг – аморальных сочинений, которые сбивают праведников с пути истинного ложными богословскими измышлениями. Их следует уничтожать безжалостно, где бы их ни нашли. Считайте, что вам повезло, маэстро Караваджо, что Его Святейшество еще не составил список картин того же рода.

Караваджо протянул было руку к дель Монте, но тут же отдернул ее и сжал в кулак. «Я здесь один». Он поднял глаза на свою картину. «Лена. Просто посмотри на Лену. Она не предаст тебя, как эти люди».

Бальоне горделиво прошествовал мимо Караваджо. Он старался сохранять солидный вид, но его треугольная бородка аж трепетала от радости. Члены конгрегации проводили Бальоне нетерпеливым взглядом. «Он их не убедил. Но и я зашел слишком далеко, – подумал Караваджо. – Наговорил лишнего. Они не могли меня защитить. Я сам дал сопернику возможность меня опорочить». Привыкнув защищать свою честь от нападок в тавернах и на игровом поле, он забыл о том, что единственное, что стоит защищать, – это искусство. Он поднял голову к Мадонне. Лицо Лены было исполнено терпения и сострадания.

Кардинал Асканио направился к двери. Вслед за ним потянулись Бальоне и прочие члены Фаббрики. Дель Монте остался.

Караваджо потянулся к своему холсту и положил ладони на юбки Мадонны и святой Анны, словно ребенок, ищущий утешения у матери. Церковная дверь захлопнулась.

– Это моя вина. Признаюсь, я уже давно предвидел такой исход, – сказал дель Монте. – Мне следовало тебя предупредить.

Караваджо потер кулаками глаза.

– Что вы имеете в виду?

– Частные заказы, которые ты выполняешь для меня, – дело особое. Я дарую тебе ту свободу, какой заслуживает твой гений, – дель Монте вскинул руки почти умоляющим жестом. – Но прочие твои работы… Они слишком дерзкие. Начиная со «Святого Матфея», ты дразнишь мастеров старой школы, Бальоне в том числе. Ты заставил их себя возненавидеть. Неудивительно: ты ставишь под угрозу все их труды.

– Что мне до них?

– Тебе нужна их поддержка. Кардинал Асканио ничего не смыслит в искусстве – не больше, чем в сочинениях, которые включает в свой Индекс запрещенных книг. Он поет с голоса известных художников и коллекционеров. Я выступаю за тебя, но все знаменитые римские живописцы – против.

– Ничего подобного. Большинство крадет мои приемы – Бальоне первый.

– И каждый мечтает сместить со сцены более одаренного соперника. От них ты помощи не дождешься. Они копируют твою манеру, но не твои дерзостные идеи, – кардинал приблизился к Караваджо вплотную. – Наш друг синьор Джустиниани держит твоего «Амура-победителя» в последнем зале своей галереи. Когда он отдергивает с картины занавес, гости хмурятся от возмущения и ахают от восторга – если не от возбуждения. Как ты полагаешь, Фаббрика благосклонно отнесется к тому, что прихожане в подобном настроении будут слушать мессу, которую служит здесь Его Святейшество? Эта Мадонна слишком живая для церкви. А тебе надо поучиться смирению.

– Ради чего? Ради искусства в представлении Бальоне?

– Прости, но так и есть. Ради искусства.

– Искусство – распутная девка, с которой теперь обращаются как с постылой женой, – ответил Караваджо. – Ей надоели однообразные мужнины ласки. Давно пора кому-нибудь прижать ее к стене и.

– Микеле, – прикрикнул Дель Монте, – вспомни, где ты находишься!

– … отыметь, как она того заслуживает.

Дель Монте вскинул взгляд на Мадонну.

– И ты намерен лично этим заняться?

– Да, больше некому, – согласился Караваджо. – У меня хотя бы есть опыт общения со шлюхами.

Дель Монте подкрутил усы. Краткая вспышка гнева утихла, и на лице кардинала проступила озабоченность.

– Если искусство – продажная женщина, думаешь, такое обращение ее обрадует?

– В том-то и дело. Мне плевать, что нравится или не нравится этой шлюхе, именуемой Искусством. Я готов платить за удовольствие, но хочу его получить! И пусть она потом растрезвонит по всему свету, что у меня нет ни тонкости, ни хороших манер. С какой стати я должен обращаться со шлюхой как со знатной дамой?

Дель Монте присвистнул.

– Хочешь – верь, а хочешь – нет, в твоей странной душе – ключ ко многим душам. Последователи еретика Лютера настаивают на своем праве общаться с Богом напрямую. Но наша Римская католическая церковь стоит на том, что народ может обращаться к Богу лишь в наших соборах. И он должен узреть Его в твоих полотнах. Но ты не сможешь показать Его нам, пока не откроешь Ему свою душу.

– А я думал, моя душа должна выполнять заказы кардинала Шипионе.