Читать книгу "Реальный мир - Нацуо Кирино"

Несколько извращенцев окружали меня, чтобы я не могла убежать, и начинали щупать мое тело. Некоторые гладили мои ляжки или ягодицы, другие ладонями давили на мои груди, которые только начинали формироваться. Стоило мне закричать, как они моментально отворачивались и, сделав невинное лицо, превращались в обычных служащих или студентов. Однако спустя некоторое время повторялось то же самое. Я оказалась легкой добычей для этих извращенцев, потому что была молода и к тому же физически более слабая, чем они. Я больше не могла этого терпеть. Я познала горькую правду: взрослые мужчины – подлецы и мои враги. Я жаловалась родителям, что не хочу больше ходить в школу, не хочу ездить на электричке, однако не раскрывала истинную причину своего нежелания. Наверное, я боялась, что родители будут переживать, если узнают, что они принесли мне столько страданий. Вот так за время моих поездок в школу я незаметно повзрослела больше, чем мои родители.

Однажды, когда я увидела, что ко мне приближается банда этих извращенцев, я стала громко смеяться. На их лицах неожиданно появилось выражение испуга. Я стала смеяться над каждым из них, и они с мрачным видом отступили. Так я поняла, как, изменив что-то внутри себя и притворившись дурочкой, отделаться от этих типов. Это я и называю «теорией непоправимости».

В действительности существуют и другие «непоправимые вещи».

Все началось с того, что моя мать завела любовника. Наверно, правильнее будет сказать, что она влюбилась. Если бы я рассказала об этом Кирарин, то она, вероятно, заметила бы: «В этом нет ничего необычного, подобное часто случается», и привела бы примеры любовных связей других людей. Тоси успокоила бы меня, сказав, что «даже мамы иногда влюбляются». И только привередливая Юдзан молча уставилась бы взглядом в пол и вряд ли стала бы искать подходящие слова. Если бы Червяк узнал, что его мать изменяет отцу, то он, наверное, еще больше возненавидел бы ее, но, возможно, и не убил. Думаю, что это путь к чему-то «непоправимому».

Я смирилась с тем, что у мамы любовная связь. Причина заключается не в том, что подобное часто случается, как сказала бы Кирарин, и не в том, что, как считает Тоси, каждый свободен любить. Не было ни одной справедливой причины. Но я простила то, что нельзя было простить, потому что я любила свою мать больше, чем кого-либо еще. Поэтому я со всем смирилась. Я подчинилась ей, подобно тому, как смирилась с тем, что мне надо было ездить в школу на поезде. Когда недостаточно сил бороться, то приходится подчиниться судьбе, которая вам уготована. Это «непоправимо».

Когда мой младший брат поступил в начальную школу, мама вновь начала работать. Я в то время училась в шестом классе. По профессии мама была свободным продюсером. Я не знала, что это конкретно означает, но так было написано на ее визитной карточке. Мама объяснила, что ее работа не связана с кино или телевидением, а состоит в том, чтобы разрабатывать деловые проекты и подбирать людей для их реализации. Услышав это, я, помню, была в шоке, так как это резко отличалось от того образа мамы, который укоренился во мне. Ей тогда было 38 лет, и выглядела она молодой и красивой. Она обладала сильным характером, была полна энергии и часто вступала в спор с отцом, поэтому не будет преувеличением сказать, что в нашей семье она была главенствующей фигурой. В то время я, наверное, еще не была особо трудным ребенком.

Отец не разрешал маме выходить на работу, пока мой брат не поступит в школу. Брата приняли в расположенную неподалеку от дома муниципальную начальную школу, и я помню, как в день, когда состоялась церемония начала учебного года, родители долго спорили между собой. Мама хотела, чтобы брат оставался в школе на продленный день, а отец возражал, говоря, что ему жаль такого маленького ребенка. Я все это слышала, находясь в соседней комнате, и подумала: «А тебе не было жаль меня, когда я одна ездила в переполненной электричке?» Но отец был уверен и даже горд тем, что поступил правильно, послав меня в дорогую частную школу, где я должна была получить хорошее образование, и эта его уверенность вряд ли поколебалась бы, если бы я даже ему рассказала, чего мне это стоило.

Хочу оговориться, что это только мое предположение. В действительности я не знаю, что думали родители о моих поездках в школу и о том, чем должен заниматься брат после окончания уроков. Мой отец, который работал в банке, имел стойкое предубеждение против детского сада и продленки и в глубине души был уверен, что при работающей матери ребенок не вырастет стоящим человеком. Еще когда я была маленькой, мама часто спорила с отцом по этому поводу и почти всегда уступала ему.

В конце концов мой брат вместо продленки стал посещать дополнительные уроки в математической школе и учиться плаванию в бассейне. Все его время после окончания уроков было занято. Со второго класса брата полностью перевели в математическую школу, которая славилась более эффективным преподаванием, и после этого его жизнь состояла из одной учебы.

Некоторые пожалеют его, некоторые скажут, что он стал жертвой образа жизни взрослых. Но такова была новая жизнь в нашем доме.

Вряд ли можно кого-либо винить в том, что у нас было такое детство. Я могу понять стремление родителей дать нам хорошее образование и хорошо понимаю желание мамы вновь начать работать. Мне также, в некотором смысле, понятно убеждение отца в том, что мать должна сидеть дома с детьми и жертвовать собой ради них. Каждый настаивал на своем, утверждая, что это единственный выход из ситуации. Таким образом, с того момента, когда мой брат пошел в начальную школу, у нас началась новая жизнь, основанная на уступках каждого.

Я не могу точно сказать, когда заметила изменения в поведении матери после того, как она вновь приступила к работе. Наверное, ранней весной, когда я заканчивала восьмой класс. Неожиданно в конце недели мать не вернулась домой ночевать. На мой вопрос она ответила, что к концу недели накопилось много работы и поэтому пришлось работать всю ночь. В нашем доме не нашлось никого, кто решился бы дойти до ее конторы и проверить. Меня стало беспокоить, что, когда она находилась дома, ее взгляд часто был направлен куда-то в пространство, и чувствовалось, что ее мысли далеко от нас, где-то в другом месте. Мы испугались: мама была главенствующей фигурой в нашей семье, и если что и изменялось в нашей жизни, то это происходило скорее в соответствии с ее желаниями, а не отца. К тому же по сравнению с отцом она была исключительно привлекательной личностью.

Каждый раз, когда мама отправлялась в поездку, я боялась, что она больше не вернется домой, и видела неприятные сны. До сих пор я помню сон, как будто мама умерла. Будучи мертвой, она почему-то разговаривала со мной, постоянно повторяя: «Я должна идти». Больше я не увижу ее, и эта мысль полностью расстроила меня, я плакала во сне, пытаясь несколько раз остановить ее. Мне все еще была нужна моя мама.

Мама обязательно возвращалась из своих поездок, но каждый раз – не похожая на себя, с грустным, печальным выражением лица. Я интуитивно чувствовала, что с ней что-то происходит, но у меня не хватало мужества спросить. Наблюдая, как мама постоянно ссорится с отцом, я вообразила, что она такая грустная, потому что собирается с ним развестись, но никак не могла понять, почему она этого хочет. Отец, несмотря на свое упрямство, был хороший человек и не имел недостатков. Взрослые делают иногда глупости, они остаются для меня загадкой, и это меня мучает. Поэтому я в конце концов решила выяснить, что же в действительности происходит.