Читать книгу "Четыре минус три - Барбара Пахль-Эберхарт"

Дорогая госпожа Барбара!

Я очень Вам признательна за то, что Вы, в своей великой боли, избавили меня от моей — после тридцати лет напрасных попыток. Мне невероятно помогла публикация Ваших дневниковых записей о смерти Валентины. Моему сыну было 6 лет. Он совсем недолго болел, но мы знали, что спасения ему не будет. Два дня я непрерывно молилась: «Боже великий, позволь ему выздороветь!» Но по мере того, как ему становилось все хуже и его «жизнь» все больше делалась мукой, я просила лишь об одном: «Милый Боже! Дай ему заснуть навсегда, да исполнится Твоя воля».

Эти мои молитвы — постоянный источник угрызений совести: как может мать просить «о таком»! Вы убедили меня, что я имела на это право. И одно мне известно наверняка: не будь у меня веры, я бы со всем этим не справилась. Бог всегда знает точно, как ему нас испытывать. В какой-то момент мы понимаем, в чем состоит его воля.

Благослови Вас Бог. Да пошлет он Вам сил для продолжения жизни.

Осторожно вкладываю я письмо в ту пачку, из которой я его вытащила. Свечи на моем столе горят с неизменной яркостью. Тем не менее я вынуждена включить свет, потому что стемнело. Время разложить папки по коробкам и пожелать им спокойной ночи.

Я расскладываю все по местам. И мой взгляд падает на последний листок. Трудно понять, к какой пачке его отнести. Два электронных послания, распечатанных на одном листке бумаги.

От: Вальтера Пахля

Отправлено: 7 апреля, 2008

Тема: желание моей дочери

Дорогие дамы и господа!

Я — отец Барбары Пахль-Эберхарт, которая потеряла в Великий Четверг на переезде Такерн II мужа и обоих детей.

Моя дочь желает вступить в контакт с машинистом поезда — вовсе не для того, чтобы его упрекать. Скорее для того, чтобы его утешить.

Можете ли вы мне помочь организовать такую встречу?

С уважением,

Вальтер Пахль

Кому: Вальтеру Пахлю

Отправлено: среда, 9 апреля, 2008

Тема: желание моей дочери

Уважаемый господин Пахль!

Мы выражаем Вам, Вашей дочери и всем членам Вашей семьи наше искреннее соболезнование в связи с постигшим вас несчастьем.

Сотрудник, которым Вы интересуетесь, в настоящее время проходит курс терапии. По мнению психотерапевтов, общение с родственниками жертв несчастного случая ему не по силам.

Мы надеемся на Ваше понимание.

С дружеским приветом…

Мне было очень непросто удовлетвориться ответом железнодорожного ведомства. Я чувствовала настоятельную потребность утешить машиниста или хотя бы заверить в том, что ни в чем его не упрекаю.

Я считала его, как и себя, жертвой несчастного стечения обстоятельств. Я искренне надеялась на то, что мои слова смогут ему помочь. Тем большее разочарование и отчаяние испытывала я оттого, что этому несчастному, по мнению его лечащих врачей, общение со мной может навредить.

Почему меня это так задело? Оттого ли, что я считала себя вправе утешать машиниста? Полагала ли я, что мое утешение действительно необходимо и сможет ему помочь?

Не исключаю, что мной руководило горячее желание помочь хотя бы одному человеку в ситуации, когда я сама оказалась слишком зависимой от помощи других людей. И, подобно тому, как я не подходила к телефону, избегая бесед с теми, кто хотел меня утешить, моя попытка была так же отклонена.

Нам вовсе не всегда необходимо утешение тех, кто желает нас утешать. Кому, как не мне, об этом хорошо известно.

Но, судя по всему, решение отклонить мое предложение принято врачом машиниста, а не самим пострадавшим.

Есть ли принципиальная разница? Для меня безусловно. И я до сих пор не перестала задумываться о том, что же испытывает машинист рокового поезда. По моему ощущению, мы магически связаны друг с другом. Мы оба — жертвы одной и той же катастрофы. Мы оба — целы и невредимы, и оба навсегда заложники того, что случилось.

Я часто задумывалась о том, какая из судеб представляется мне более тяжелой: потерять семью или непреднамеренно убить. Мне кажется, что боль, отчание и горе с обеих сторон одинаково непереносимы. Но родственникам погибших выражается гораздо больше сочувствия, утешения и поддержки, чем машинисту локомотива.

Получает ли он посылки? Письма? Удалось ли ему найти способ принять случившееся? Выражают ли ему сочувствие, если сегодня, многие месяцы спустя, он по-прежнему пребывает в плену депрессии?

Я надеюсь, что да.

И я надеюсь, что однажды он прочтет мои слова, которые ему, возможно, пригодятся:

Уважаемый господин машинист!

Я не знаю ни Вашего имени, ни того, как Вы выглядите. Мы никогда не были знакомы друг с другом, однако нас соединила судьба. При обстоятельствах, которые каждый из нас с радостью отменил бы.

Но то, что случилось, — случилось. А наши жизни продолжаются.

Мы и в будущем никогда друг с другом не встретимся. Разумеется, не вместе мы проведем тот день, когда снова окажемся в состоянии смеяться от всего сердца, когда, расслабленные и беззаботные, снова порадуемся солнечному свету. Когда мы хотя бы несколько мгновений сумеем насладиться тем, что происходит сейчас, без того, чтобы думать о том, что стряслось.

Постараюсь быть краткой, несмотря на неисчерпаемость того, что мне хочется Вам сказать.

Я не буду долго мучить Вас темой, которая для Вас так же болезненна, как и для меня.

Итак:

То, что мой муж и мои дети погибли в тот Великий Четверг, — вовсе не случайность. Так, по крайней мере, мне кажется. Я твердо верю, что для каждого определен срок пребывания на земле. И, может быть, мы и сами принимаем участие в процессе принятия этого решения. Вероятно, мы уходим со смутным чувством исполненности нашего предназначения здесь, на Земле. И даже сознаем при этом, что там, где мы вскоре окажемся, нас также ожидают такие же важные и сложные задания.

Мой муж за свою жизнь выполнил множество заданий. Он рассмешил и сделал счастливыми большое количество людей. И прежде всего меня. Возможно, его внезапная смерть и была его последним великим заданием, пусть он его для себя и не выбирал.

Своей смертью мой муж многим открыл глаза. Он преподал урок ценности каждого мгновения. Того, какую важность представляет собой смех и способность радоваться жизни. И тому, что имеем. Он в очередной раз продемонстрировал нам, что мы ничего, ничего абсолютно не можем считать своей долгосрочной собственностью; и даже самые дорогие нам люди одолжены на определенный срок. Знать на какой — нам не дано.

Я хочу сказать Вам, что мой муж был невероятно счастлив в тот день, перед отправлением на небо. Если бы мне позволили выбрать себе день своей смерти, я остановила б свой выбор на таком же счастливом и радостном дне. То, что мой муж погиб, находясь в своем клоунском автобусе, абсолютно в его духе.