Читать книгу "Эндер в изгнании - Орсон Скотт Кард"

Так что для веселья оставалась только обзорная палуба, обозревать с которой открывающиеся виды можно было лишь во время околопланетных маневров, да немногие помещения в трюме, которым предстояло становиться просторнее по мере расходования припасов.

Так что именно на обзорную палубу Эндер отправлялся каждое утро сразу после завтрака. Валентину удивляла его очевидная общительность. На Эросе он держался скрытно, разговаривал неохотно, всецело углубившись в свои исследования. Теперь же он приветствовал всех, кто заходил на палубу, и дружелюбно болтал со всяким, кто хотел отнять у него время.

– Почему ты позволяешь им себя отрывать? – однажды спросила Валентина, когда они вернулись в каюту.

– Они меня не отрывают, – ответил Эндер. – Моя цель – общаться с ними; своими делами я занимаюсь, когда никто не претендует на мое время.

– То есть ты губернатор.

– Отнюдь. Сейчас я никакой не губернатор. Это корабль адмирала Моргана, и у меня здесь нет никакой власти.

Таков был стандартный ответ Эндера, когда кто-то хотел разрешить проблему: рассудить спор, поставить под сомнение тот или иной пункт правил, попросить об его изменении или о привилегии. «Боюсь, моя власть начнется только после того, как я шагну на планету Шекспир, – отвечал он. – Но уверен, любой офицер по связям с пассажирами, назначенный адмиралом Морганом, разрешит все проблемы, к вашему полному удовлетворению».

«Но вы ведь тоже адмирал», – указывали некоторые на очевидный факт. Некоторые даже знали, что ранг Эндера был выше, чем у Моргана.

«Он капитан корабля, – улыбаясь, отвечал Эндер. – И на борту нет никого выше».

Валентину такие ответы не устраивали – и наедине с братом она стеснялась отметить это.

– Mierda, mi hermano[8], – сказала она. – Если у тебя нет официальных обязанностей и ты не губернатор, зачем тебе тратить столько времени на то, чтобы быть любезным?

– Можно надеяться, что в один прекрасный день мы прибудем к месту назначения, – ответил Эндер. – К тому моменту, как это произойдет, я должен знать каждого, кто останется с колонией. И знать хорошо. Их внутрисемейные отношения, дружеские узы, завязавшиеся на корабле. Нужно знать, кто хорошо говорит на общем, а у кого сложности с неродным языком. Я обязан знать, кто агрессивен, кому нужно внимание, кто творческий и изобретательный, у кого какое образование, как они воспринимают новые идеи. Тем пассажирам, кто путешествует в стазисе, я уделил по полчаса – каждой группе. На бодрствующих у меня времени больше. Может, мне хватит его, чтобы выяснить, почему они не погрузились в сон на время полета. Боятся стазиса? Надеются на получение какого-то преимущества по прибытии на место? Как видишь, Валентина, я все время работаю. И устаю от этого.

– Я думала о том, чтобы преподавать английский. Вести занятия, – заметила Вэл.

– Не английский, а общий, – поправил ее Эндер. – У него проще написание – никаких там «ugh» или «igh», – а кроме того, специальный словарный запас, отсутствие сослагательного наклонения и слова «whom», а предлог «of» обознается одной буквой «v». Это лишь малая часть различий.

– Значит, я буду преподавать общий, – сказала Валентина. – Что думаешь?

– Думаю, это будет сложнее, чем ты думаешь, но серьезно поможет тем, кто станет посещать занятия, – если те, кому они нужны, согласятся их посещать.

– Я посмотрю, какие обучающие программы есть в библиотеке.

– В первую очередь, надеюсь, ты поговоришь об этом с адмиралом Морганом.

– Зачем?

– Это его корабль. Обучающий курс можно организовать только с его разрешения.

– Но ему-то какое дело?

– Не знаю, есть ли ему до этого дело. Просто это его корабль, а потому мы должны выяснить, какое ему дело, до того, как организовать курс обучения.

Как оказалось, офицер по связям с пассажирами – полковник по имени Джаррко Китунен – уже собирался организовать занятия по преподаванию общего. Он взял Валентину преподавателем в тот же миг, когда она вызвалась на эту роль. Еще он бессовестно флиртовал с нею, и Валентина обнаружила, что, пожалуй, находит удовольствие от его общества и финского акцента. Поскольку Эндер чаще всего был занят беседой с кем-то или чтением материалов, только что полученных по ансиблю или скачанных из библиотеки, для Валентины было совсем нелишним найти приятный способ провести время. Она не могла отдать истории Боевой школы больше нескольких часов зараз, поэтому человеческое общество пришлось очень даже кстати.

В полет она направилась ради Эндера, но до тех пор, пока он отказывался полностью довериться ей, она не чувствовала себя обязанной оставаться безучастной к сторонним знакам внимания в ожидании, когда брат решит приоткрыть хоть немного душу, чтобы разделить с ней переживания. И еще – если окажется, что Эндер так никогда и не захочет впустить ее в свою душу, откажется восстанавливать былую связь, в этом случае ей понадобится создать свою собственную жизнь, не так ли?

Не то чтобы этот Джаррко стал частью этой жизни. С одной стороны, он был старше ее примерно на десять лет. С другой – он был членом экипажа, а это значит, что, когда на корабль погрузят все те артефакты, товары и припасы, которыми сможет снабдить их колония Шекспир, корабль развернется и полетит обратно к Земле или к Эросу. Валентины на нем не будет, так что все отношения с Джаррко заведомо ограничены временем. Может, его это вполне устроило бы, но не Валентину.

Как говаривал отец: «В долгосрочном плане моногамия служит обществу лучше всех прочих форм семейного союза. Потому-то половина из нас рождается мужчинами, а половина – женщинами; так получается поровну».

Так что Валентина не всегда была с Эндером; она была занята, ей было что делать, у нее была собственная жизнь. А это больше, чем то, что когда-либо дал ей Питер, так что Валентина, в сущности, наслаждалась этой жизнью.

Однако так вышло, что Валентина была с Эндером на обзорной палубе, работая над книгой, когда итальянка и ее дочь-подросток подошли к Эндеру и молча встали рядом с ним в ожидании, когда на них обратят внимание. Валентина знала их обеих, потому что преподавала им общий.

Эндер моментально повернулся к ним и улыбнулся.

– Дорабелла и Алессандра Тоскано, – сказал он. – Какое удовольствие наконец-то вас встретить.

– Мы не могли поговорить с вами, пока ваша сестра не выучила нас вполне хорошему английскому, – произнесла Дорабелла с сильным итальянским акцентом. И затем хихикнула. – Я хотела сказать – общему.

– Хотел бы я уметь говорить по-итальянски, – заметил Эндер. – Прекрасный язык.

– Язык любви, – сказала Дорабелла. – Не гадкий французский, «язык лобзаний и плевков».

– Французский тоже прекрасен, – возразил Эндер, рассмеявшись над ее имитацией французского прононса.