Читать книгу "Хороший год - Питер Мейл"

Кристи пожала плечами:

— Если бы я еще понимала ваш разговор... Но вообще-то я ожидала увидеть человека... ну, не знаю, чуть погрубее, что ли. Этот же на винограднике отродясь не работал. Руки у него чересчур нежные.

Шедшие впереди мужчины подошли к ограде. Руссель подтянулся и сел поверх каменной кладки, затем крутанулся и перебросил ноги на другую сторону. Фицджеральд, более озабоченный целостью своих брюк, перебирался осторожно, бочком, по-крабьи и, оказавшись по ту сторону ограды, первым делом начал отряхиваться и приглаживать прядь, падавшую ему на лоб.

Дождавшись Кристи с Максом, Руссель снова начал критиковать землю, на которой они стояли:

— Это какая-то каменоломня, а не виноградник. — Он нагнулся, нагреб горсть белой щебенки и протянул Фицджеральду: — Что это, по-вашему, земля? С тем же успехом можно выращивать спаржу в Сахаре.

Фицджеральд сочувственно выпятил нижнюю губу и покачал головой. Но тут же с улыбкой обратился к Максу:

— Ничего, у вас же есть и другие участки. Уверен, мы сможем добиться там неплохих результатов. Главное, чтобы нашлось время и, конечно, деньги.

И он направился назад к каменной ограде.

— Макс, — сказала Кристи, не сводя глаз с Фицджеральда, — спроси-ка у него, зачем среза́ли эти гроздочки. Ведь если здесь такая дрянная почва, чего ради горбатиться?

При звуке ее голоса энолог замедлил шаг, затем, опустив голову, прослушал перевод на французский.

— Хороший вопрос. В Бордо это делают повсеместно, но здесь? На этих скалистых обломках?

Он вопросительно поднял брови и взглянул на Русселя, ожидая ответа.

Руссель швырнул горсть щебенки обратно на землю.

— Я уже объяснял месье Максу. Это мой маленький эксперимент, моя последняя попытка. — Он обтер руки о штаны. — Все еще надеюсь вырастить виноград покрупнее.

На лице Фицджеральда отразилось веселое удивление.

— Incroyable[134], — сказал он, обращаясь к Максу. — А я думал, так никогда не увижу крестьянина-оптимиста. — Он похлопал Русселя по плечу. — Желаю удачи, месье, гигантских вам виноградин. Это было бы истинным чудом. А теперь мне действительно пора ехать.

Пока Макс переводил Кристи, кто что сказал, Фицджеральд уже шагал к дому, за ним, чуть отстав, шел Руссель. Было очевидно, что для этих двоих предварительная разведка местности завершилась.

— Н-да, — протянул Макс, — не очень-то обнадеживающее заключение.

— Знаешь что? — отозвалась Кристи. — Сдается мне, этот тип понимает по-английски. Я наблюдала за его физиономией; так вот, когда я спросила про срезанные грозди, он не удержался и посмотрел на них. Всего разок, но он наверняка понял, о чем я говорила.

Блеснула ли впрямь в глазах энолога искорка понимания, которую он постарался сразу погасить? Этого Макс сказать не мог: ведь, когда Кристи задавала вопрос, он смотрел на нее.

— Не знаю, — признался он. — Но не похоже, чтобы этот виноградник его хоть чуточку заинтересовал. Хорошо бы проконсультироваться у другого специалиста. Я поговорю с Русселем.

— Да, не повредило бы, — согласилась Кристи. — Что-то в этом щеголе не то. Никогда еще не видела виноградаря с наманикюренными ногтями.

ГЛАВА 14

Сидя в своем кабинете и глядя на синеющую внизу гавань, мистер Чен закурил и потянулся к телефону. Он был намерен подтвердить свою репутацию самого престижного виноторговца в Гонконге — негоцианта, без которого вам не обойтись, если вы ищете вина, редкие, выдержанные, или особое, уникальное вино, бутылки которого в мире наперечет; разумеется, при условии, что такие покупки вам по карману. Услышав имя Чен, секретарша на другом конце провода немедленно соединила его с клиентом.

Чен не стал тратить время на обмен любезностями.

— Сегодня вам здорово повезло, — объявил он. — В Бордо я заключил удачную сделку. Добыл шесть ящиков, и даю вам честное слово — ничего подобного в Гонконге нет. Учитывая наши давние деловые отношения, не говоря уже о крепкой дружбе, я отложил для вас два ящика по семьдесят пять тысяч за каждый. В американских долларах, естественно.

Он смолк, давая клиенту возможность осознать всю щедрость такого предложения.

— Что-что? Каково на вкус? Разве это так важно? Бросьте, дружище. Вы не хуже меня знаете, что вино это не для питья; это товар для купли и продажи. Вложение капитала. Прочие мои клиенты родную мать за него продали бы. Придержите его годик-другой. При нынешней конъюнктуре можно удвоить вложенные средства. Нет, больше, боюсь, не получится. Для вас только два ящика. Остальные обещаны клиентам в Пекине и Сеуле. Договорились? Отлично. Вы не пожалеете.

Чен повесил трубку, выпустил изо рта победное колечко дыма и вычеркнул одну фамилию из лежащего перед ним на столе коротенького списка. Быть может, имеет смысл поднять цену до восьмидесяти тысяч долларов. Ближайшие два дня сулят ему много интересного. Он попросил связать его с Пекином.

По другую сторону земного шара Руссель, как обычно, вернулся обедать в свой роскошный розовый дворец. Поглощенный своими мыслями, он рассеянно ковырял вилкой столь любимую им petit salé[135]с чечевицей и приправами; за едой почти не разговаривал и едва пригубил вино. Его жена Людивин, привыкшая, что муж дочиста вылизывает тарелку и до дна осушает бокал, пришла к неизбежному выводу, ведь причуды организма мужа были ей, естественно, хорошо известны.

— Опять живот? — уверенно предположила она. — Сыру вчера переел. Прими слабительное.

— Живот? — Руссель покачал головой и отодвинул тарелку. — Нет, с ним все в порядке.

— Тогда в чем дело? — Она погладила мужа по руке. — Давай, Кло-Кло, расскажи-ка женушке.

Руссель вздохнул и безвольно откинулся на спинку стула.

— Виноградник. Тот участочек, помнишь? — Людивин кивнула. — Так вот, вчера из Бордо приехал... как его, энолог, чтобы осмотреть имение; тот еще сноб; а пригласила его Натали Озе.

— И что же он сказал?

— Да ничего особенного. Во всяком случае, ничего хорошего. В том-то и закавыка, потому что сегодня утром месье Макс сообщил мне, что хочет подыскать другого специалиста и узнать его мнение об участке. Понимаешь, что это значит?

Держа недопитый бокал за ножку, Руссель машинально водил им по столешнице; его загорелая физиономия выражала глубокое уныние.

Людивин прекрасно понимала, что это значит; в глубине души она уже давно была готова к подобному повороту событий. Встав из-за стола, она подошла к мужу сзади и принялась массировать ему плечи:

— Дорогой, рано или поздно это должно было случиться. Благодаря тому участку мы прожили несколько лет в свое удовольствие — дом, машины... Когда мы только поженились, нам с тобой такое и не снилось. — Она нагнулась и поцеловала его в макушку. — Просто нет сил смотреть, как ты переживаешь.