Читать книгу "Праздник цвета берлинской лазури - Франко Маттеуччи"

— Я стараюсь изо всех сил, делаю все возможное. Поверьте, я еще могу успеть.

Присвистывая, как змея из мультика, пуфик сказал с мерзкой улыбочкой, обнажающей десны:

— Все мы болеем за вас, но вряд ли ваш сын родится в ближайшие часы.

Маслянистая вкрадчивость этих типов раздражала Каробби, кроме того, ему было неприятно обсуждать подобные вопросы в такой тяжелый час для Умберты.

— Ближе к сути, пожалуйста. У меня масса дел, — отрезал он.

Как капризная девчонка, тетка-пуфик надула губы. Капелька пота над верхней губой свидетельствовала о том, что разговор дается ей не так просто.

— Чтобы удался вечер, в который вы, синьор Каробби, вложили такие средства, нам необходимо присутствие синьоры Тицианы с ребенком. Можно было бы… — тут она помедлила и пошевелила маленькой, как у ящерицы, головкой, — положить на руки синьоре Тициане, одетой в пышное платье, скрывающее живот, младенца-дублера, как это делают в кино или в театре. Никто и не заметит подмены.

Каробби не верил своим ушам, а Тициана от отчаяния была готова на что угодно, даже на фигуранта, лишь бы спасти шоу. Пуфик заботливо и осторожно поддержал предложение своей спутницы с позиции интеллектуала:

— Serva me, servabo te, то есть «Спаси меня, и я спасу тебя». Другого выхода я не вижу. Мы уже нашли женщину, которая родила вчера. Можно использовать ее ребенка.

Голос Каробби взвился на те высоты, которых раньше достигал только крик его отца. Муха в страхе бросилась прочь с заколки тетки-пуфика и унеслась на открытый воздух.

— Если вы мне такое предлагаете и думаете, что я могу согласиться, вы, очевидно, плохо понимаете, с кем имеете дело. Вариантов только два: или дурак здесь я, или же дураки здесь вы оба. Я лично склоняюсь ко второму предположению, а посему — вон отсюда!

Гримаса, в которой искривились черты Каробби, никогда раньше не появлялась на его лице. Брызжа слюной, он еще раз громыхнул:

— ВОН!

Пуфики выкатились из комнаты, что-то мямля. Тетка-пуфик споткнулась и чуть не упала, на зловредном личике ее спутника отчетливо читалось: «Вы за это заплатите».

Происходящее вокруг строительной площадки скорее напоминало подготовку к похоронам, нежели к праздничному шоу. После бегства Руджери голубки нехотя наносили последние штрихи на его шедевр. Римские телевизионщики, которые и не такое видывали, то загорали, то дремали в тени баобаба. Только декорации были неподвластны любым враждебным токам, и подобно большим ярким игрушкам, они горделиво возносились к небу.

Марко Болди чувствовал себя не в своей тарелке. То, что надвигалось на виллу Каробби, ему совершенно не нравилось. Умер человек, и ничего хорошего это не предвещало, траур и праздничное мероприятие — вещи несовместимые. Первые шаги этого представления освещала дурная луна. Артисты тем временем продолжали репетиции, танцоры, певцы, музыканты готовились к шоу, шестеренки которого крутились в полную силу. Передача должна была появиться в эфире во что бы то ни стало.

33

Ни один завтрак Каробби не обходился без чтения свежей прессы; Манлио привык смаковать кофе с запахом типографской краски. Вот и этим утром, раскинув газету на письменном столе, он аккуратно пролистывал страницы. Манлио был знаком со многими журналистами и внимательно прочитывал статью, только если имя автора ему что-то говорило.

Утром третьего сентября заголовок газеты, напечатанный крупным шрифтом, ударил его по глазам:

УБИЙСТВО НА ВИЛЛЕ КАРОББИ.

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ДЕКОРАТОР РУДЖЕРИ.

Манлио близко к сердцу принял все то, что происходило на вилле в последние дни, но только теперь осознал всю серьезность ситуации. Подозревать, что дело приняло дурной оборот, он начал, когда полиция стала допрашивать его и Умберту, но такого грандиозного скандала и представить себе не мог. Журналисты нещадно обрушатся на всю его семью и выставят ее в самом невыгодном свете, история Умберты вызовет нездоровое любопытство читателей, а шумиха вокруг прямого эфира разрастется до фантастических размеров. Взвесив все «за» и «против», Манлио принял окончательное решение, осталось лишь поставить всех в известность. Праздник, телеэфир, все, что может придать случившемуся еще большую огласку, необходимо отменить.

Тициана билась в истерике, режиссер Марко Болди без зазрения совести ползал перед ним на коленях, пуфики сыпали угрозами, даже генеральный директор телеканала звонил и просил не отменять шоу, но Манлио был непреклонен. Несколько часов спустя на виллу Каробби обрушилось постановление санитарной службы, согласно которому зараженные цианистыми соединениями декорации были признаны зоной повышенной опасности. Мечты о шоу окончательно пошли прахом.

В сетке канала «Праздник в честь дня рождения дофина» заменили на повтор фильма «Принцесса Сисси».

Техники смотали провода, сняли телекамеры, упаковали оборудование и погрузили все это в фуры. Телевизионщики видывали всякое, но чтобы отменили шоу — такого еще не было. Телекараван отбыл несолоно хлебавши. На повороте при выезде с виллы режиссерский автобус снова боднул зеркало, которое уже привыкло любоваться небом. Теперь в нем, как прежде, стал отражаться серый асфальт.

34

Пространство, которое временно оккупировали грузовики и телекамеры, мало-помалу вернули себе обитатели виллы. Альфонсо прикинул размер ущерба, нанесенного телевизионным вторжением: пара сломанных веток, несколько сорванных цветов, помятая трава. Декорации, укрытые белыми полотнищами, напоминали некую авангардную скульптуру. Стоять ей, впрочем, оставалось совсем недолго.

Избавившись от всего этого кошмара, Манлио вышел прогуляться в сад и как будто стал приходить в себя. Конечно, о полном успокоении оставалось только мечтать, но в то утро к кислороду уже стали примешиваться привычные домашние запахи.

Утро баобаба тоже оказалось добрым. В воздухе витала ароматная симфония в тональности розмарина, она кружила над кипарисами, струилась меж платанов и оседала серебристыми капельками на самшитовых кустах. Садовым растениям было радостно и светло, как будто их помыли. Листья бодро зеленели, солнечные лучи уже не жгли, а ласково согревали, и все вокруг пронизывал легкий западный ветерок. На старую добрую крышу мягко спланировала сорока-воровка.

По центральной лестнице, тяжко поддерживая огромный живот, спустилась Тициана и смиренно побрела на прогулку по аллее. Клиника, оборудованная в ее комнате, закрылась.

Два повара в белоснежных колпаках, весело насвистывая песенку, срезали на маленьком огороде розмарин, сальвию и базилик. Все вернулось на круги своя.

Беатриче собирала чемоданы, чтобы отправиться куда глаза глядят. Подальше от дома. Смерть Замира застала ее врасплох. Игра в монашку-затворницу опасно затянулась. Следовало искать другие пути, плывя по течению молодости.