Читать книгу "Искусство французского поцелуя - Кристин Хармел"

Гийом Риш родился в Бретани в семье бухгалтера и домохозяйки и уже в четырехлетнем возрасте начат учиться игре на фортепиано. К семи годам он прекрасно играл на гитаре, трубе, саксофоне и ударных, а в девять написал свою первую песню. Попав в серьезную автокатастрофу, в которой погиб его одноклассник, он два месяца пролежал в больнице. В пятнадцать лет Риш уже выступал в барах и клубах. Накануне семнадцатилетия его арестовали за нарушение общественного порядка, и в камере он познакомился со знаменитым продюсером Николасом Дюселье, лишенным свободы за хранение наркотиков. За тридцать дней, проведенных в камере с новым учителем, Риш окончательно сформировался как музыкант. Его любительские записи впервые прозвучали на французских радиоволнах, когда ему было восемнадцать, а к двадцати у него появилась целая армия поклонников. Теперь, десять лет спустя, Риш наконец-то готов к музыкальному дебюту на мировой сцене.

"Такую возможность нельзя упускать, — считает он, — Язык музыки понимают во всех странах, и если мне удастся объединить людей, говорящих по-французски и по-английски, возможно, это будет еще один шаг к мировой гармонии"».

Дальше говорилось о предстоящих турне Гийома, а также были приведены слова некоторых сотрудников «KMG» о том, как прекрасен сингл «Город света», и что весь мир, затаив дыхание, ждет выхода альбома. В конце Гейб упомянул грядущую лондонскую презентацию, на которой состоится первое появление Гийома на музыкальной сцене.

Несколько минут я молча сидела перед компьютером, не в силах поверить своим глазам. Гейб не только не раскритиковал Гийома (хотя и позволил себе несколько замечаний о его последних выходках), но по сути расхвалил певца и его творчество. И это после их вчерашней перебранки!

Я перечитала статью. Кое-что меня озадачило. Откуда Гейб узнал про детство Гийома, которое прошло в Бретани? Впрочем, никто не делал из этого тайны, и в нескольких биографиях этот факт уже упоминался. Но где Гейб раздобыл сведения о родителях Гийома? О его детских успехах? О тридцати днях в тюрьме? Об этом никто и никогда не писал, а родители Гийома, его сестра и сводный брат еще никому не давали интервью. Поппи сказала, что они очень пекутся о своей личной жизни.

Неужели Гийом рассказал все это вчера, когда они с Гейбом препирались на французском? Для этого у них не было времени, но мало ли, вдруг я что-то упустила…

В любом случае, беспокоиться не стоило. Гейб решил не порочить Гийома, опасность миновала Я могла вздохнуть с облегчением.

В тот день Поппи угостила меня обедом — в благодарность за то, что я каким-то чудом отвела беду, а когда мы вернулись в контору, то нашли в вазе у входа огромный букет белых лилий — моих любимых цветов.

— Интересно, от кого? — радостно спросила Поппи, поднимая цветы и отпирая дверь. Она поставила их на свой стол и открыла прилагающийся к букету конверт. — Наверняка от Поля, с которым я встречалась в субботу. Он такой романтик!

Все еще улыбаясь, она вытащила открытку и быстро прочитала то, что там было написано. Ее улыбка немного померкла.

— Ой, Эмма, прости, — сказала она, протягивая мне конверт, — Это тебе.

Я удивленно прочла открытку.

«Эмме. Красивые цветы для красивой женщины». И никакой подписи. У меня вспыхнули щеки.

— Ну? — с радостным нетерпением спросила Поппи. — От кого они?

Она взяла вазу и перенесла ее на мой стол. Я смущенно поглядела на цветы.

— Понятия не имею.

Надо признать, я питала крошечную надежду, что они от Гейба — в благодарность за интервью. Но это же глупо, да? Журналисты не дарят цветов агентам по рекла ме. А такие журналисты, как Гейб, вообще берут за правило никому не делать приятное, за исключением тех случаев, когда им что-то от тебя надо.

— Да ладно! — улыбнулась Поппи, — Ты наверняка догадываешься.

— Честное слово, нет, — ответила я, — У меня совсем мало знакомых, которые знают, что я тут работаю.

Свой рабочий адрес я никаким парням не давала. Его знали только Гейб, Гийом, сотрудники «KMG», Поппи и моя семья.

— О-о, таинственный незнакомец! — взвизгнула Поппи, — Видишь? Теория французского поцелуя работает!

Мой телефон в тот день звонил несколько раз, и я брала трубку, надеясь услышать голос Гейба, — он бы извинился за вчерашнее и признался, что цветы от него. А может, даже позвал бы меня на свидание — причем не факт, что я бы пошла. Но Гейб так и не позвонил; все звонки были деловые, насчет обслуги, номеров и самолетных рейсов.

Я по-прежнему терялась в догадках, когда в пять вечера снова зазвонил мой телефон. Я нетерпеливо схватила трубку.

— Алло.

— Эмма? Это Брет.

Мое сердце на секунду остановилось. Я не слышала его голоса уже две недели. От знакомого баса меня бросило в дрожь, во рту пересохло.

— Эмма? — повторил он. — Ты меня слышишь?

— Слышу, — дрожащим голосом ответила я. — Откуда у тебя мой рабочий номер?

— От твоей сестры.

Я наморщилась. Дженни не должна была совать нос в мои дела. Впрочем, она всегда совала; с чего бы ей вдруг меняться? — Понятно.

— Ты получила цветы? — медленно спросил Брет. Неожиданно для себя я огорчилась.

— Так они от тебя?

— Конечно, — удивился Брет. — От кого же еще? — Он ненадолго замолчал, а потом, видимо, все понял, — Постой, ты ведь ни с кем не встречаешься?

— А даже если встречаюсь? — дерзко ответила я. Брет помолчал.

— Нет, ты нарочно так говоришь, чтобы меня помучить. И я это заслужил, верно?

С чего он вообще взял, что я его обманываю? Мне даже стало обидно.

— Послушай, Эмма, — начал он, прежде чем я успела вставить слово, — мы должны поговорить. Я хочу тебе кое-что сказать.

— Что?

У меня вспотели ладони.

Брет произнес вкрадчиво и осторожно:

— Я люблю тебя, Эмма. Всегда любил и буду любить. Тогда я просто испугался.

Я вздохнула, не зная, что ответить.

— Брет, ты вышвырнул меня из дома и переспал с моей лучшей подругой.

Я подняла глаза и увидела испуганный взгляд Поппи. «Все нормально?» — беззвучно, одними губами спросила она. Я кивнула.

— Знаю, знаю, — сказал Брет, — Ты не представляешь, как я сожалею о том, что натворил. Это было ужасно глупо и жестоко с моей стороны.

— Да уж, — пробормотала я.

— Пожалуйста, Эмма, давай помиримся! — взмолился Брет, — Приезжай. Твой дом здесь. Позволь мне доказать, что я жалею о случившемся. Я тебя люблю.

Я помолчала. О большем я не могла и мечтать, но почему-то меня не покидало ощущение, что уже ничего не изменишь.

— Я тебе перезвоню, — сказала я и бросила трубку, прежде чем Брет успел ответить.