Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

– Та-ак, – удовлетворенно протянулон. – Уже лучше.

Присел на корточки и оторвал золотые пряжки смоих туфель, потом вдруг крепко взял за кюлоты и дернул, так что шов сзадитреснул и разошелся.

– Что вы делаете? – в паникевскричал я, отпрыгивая.

– Ну как, Маса? – спросил полоумныйстатский советник японца.

Тот, наклонив голову, оценивающе осмотрел меняи заметил:

– Тюрки берые.

– Верно. Чулки п-придется снять. И ужбольно гладко вы выбриты, это в здешних местах не comme il faut. Дайте-ка…

Он шагнул ко мне и, прежде чем я успел заявитьпротест, размазал пыль с моего темени по всему лицу.

Мне уже было все равно. Я снял белые шелковыечулки и спрятал их в карман.

– Ладно, в темноте сойдет, –смилостивился Фандорин, а его камердинер даже удостоил меня похвалы:

– Отень харасё. Отень курасиво.

– Теперь куда? К этому Культе? –спросил я, горя желанием поскорее взяться за дело.

– Не так б-быстро, Зюкин. Нужно дождатьсяночи. Пока расскажу вам, что мне известно о Культе. Он слывет у московскихуголовных личностью загадочной и многообещающей. Вроде как Бонапарт во временаДиректории. Его побаивается сам Король, хотя открытой войны меж ним и Культейнет. Шайка у однорукого маленькая, но отборная – ни одной «шестерки». Сплошьфартовые, проверенные. Мой человек из уголовного сыска, весьма авторитетныйпрофессионал, полагает, что будущее российского преступного мира именно затакими вожаками, как Культя. У него в б-банде не бывает ни пьяной гульбы, нидрак. За мелкие дела они не берутся. Готовят налеты и гоп-стопы обстоятельно,исполняют чисто. У полиции среди людей Культи нет ни одного осведомителя. Илогово у этой банды, как я уже имел честь вам сообщить, охраняется самымтщательным образом, на военный манер.

На мой взгляд, всё это звучало в высшейстепени неутешительно.

– А как же мы до него доберемся, если онтакой осторожный?

– По чердакам, – ответил Фандорин, ипоманил за собой.

Некоторое время мы шли какими-то мрачными,зловонными дворами. Наконец подле слепой, безоконной стены, ничем неотличавшейся от соседних, точно таких же, Эраст Петрович остановился. Взялся заводосточную трубу, с силой потряс ее, послушал, как дребезжит жесть.

– Выдержит, – пробормотал он, как быобращаясь к самому себе, и вдруг быстро, без малейшего усилия, стал подниматьсяпо этой хлипкой конструкции.

Маса нахлобучил свой котелок поглубже и полезследом, похожий на ярмарочного медвежонка, что обучены карабкаться по столбу засахарной головой.

В народе говорят: взялся за гуж – не говори,что не дюж. Я поплевал на руки, как это делает наш кухонный лакей Сявкин, когдарубит дрова, перекрестился и взялся за железную скобу. Так, ногу на приступку,другую – ох! – дотянуть до обруча, теперь другой рукой за выступ…

Чтобы не было страшно, принялся подсчитыватьубытки за два последних дня. Вчера проспорил пятьдесят целковых Масе, сегодняпроездил на извозчике утром два с полтиной и вечером пять, итого семьпятьдесят, да еще «псы» хитровские унесли портмоне с сорока пятью рублями.Прибавить сюда загубленную парадную форму – хоть и казенная, а все равно жалко.

Тут я случайно глянул вниз и разом забыл проубытки, потому что земля оказалась гораздо дальше, чем я предполагал. Снизустена выглядела не такой уж высокой, этажа в три, а сверху посмотреть – сердцеекает.

Фандорин и Маса давно уже перелезли на крышу,а я всё полз по водостоку и вниз больше старался не смотреть.

Когда добрался до козырька, вдруг понял, чтонипочем на него не залезу – вся сила на подъем ушла. Повисел так, в обнимку струбой, минут пять, а потом на фоне лилового неба возникла круглая голова вкотелке, Маса взял меня рукой за ворот и в два счета выволок на крышу.

– Благодарю, – сказал я, ловя ртомвоздух.

– Не стоит брагодарности, –поклонился он, стоя на четвереньках.

Мы поползли на противоположную сторону крыши,где, распластавшись на животе, лежал Фандорин.

Я пристроился рядом – не терпелось понять, чтоэто он там высматривает.

Первое, что увидел – багровую полоскууходящего заката, истыканную черными иглами колоколен. Но Фандорин разглядывалне небо, а старинный покосившийся дом с заколоченными окнами, расположенный напротивоположной стороне улицы. Видно, когда-то, давным-давно, дом был хорош икрепок, но от небрежения обветшал и осел – такой проще снести, чем обновить.

– Тут в начале века была факториявиноторговцев братьев Мебиус, – шепотом стал объяснять Эраст Петрович, и яотметил, что при шепоте заикание из его речи совершенно исчезает. – Вподвале – глубоченные винные погреба. Говорят, помещалось до тысячи бочек вина.Французы в двенадцатом году что не выпили, то вылили. Будто бы целый винныйручей до Яузы стекал. Изнутри дом выгорел, крыша провалена. Но подвалы уцелели.Там у Культи резиденция. Видите молодца?

Приглядевшись, я заметил, что с улицыответвляется покатый съезд в ворота, много ниже уровня мостовой. Спиной кворотам стоял и лузгал семечки какой-то парень в таком же, как у Фандорина,картузе.

– Часовой? – догадался я.

– Да. Подождем.

Не знаю, сколько времени продолжалосьожидание, потому что мой хронометр остался в ливрее (вот еще к списку убытков:серебряный наградной брегет, его было жальчее всего), но не час и не два, абольше – я уж и подремывать стал.

Вдруг я не столько услышал, сколькопочувствовал, как Фандорин напрягся всем телом, и мою дрему сразу как рукойсняло.

Снизу донеслись приглушенные голоса.

– Шило, – сказал один.

– Лузга, – откликнулсядругой. – Проходь. С цидулкой?

Ответа на этот непонятный вопрос я нерасслышал. Приоткрылась и снова закрылась дверца, врезанная в ворота, и сновастало тихо. Часовой зажег цигарку, его лаковой козырек тускло блеснул в лунномсвете.

– Всё, пошел, – шепнулФандорин. – Ждите здесь. Если махну – спускайтесь.

Минут через десять к дому разболтаннойпоходочкой приблизилась узкая фигура. Оглянулась через плечо, пружинистосбежала к часовому.

– Здорово, москва. Стенкусторóжишь?

Разумеется, это был Фандорин, но в его речизачем-то появился явный польский выговор.