Читать книгу "Только моя Япония (непридуманное) - Дмитрий Пригов"

Так что японцев понять можно. Но русский интеллигент, настоящий русский интеллигент, не позволяет себе подобного. Во всяком случае, старается не позволять. Однако все мы слабы перед лицом одолевающих страстей и напористой природы. Так что сопровождающие тебя друзья являются как бы гарантами твоей приличности и индульгенцией на случай какого-либо непредусмотренного конфуза. Конфузов, как правило, все-таки у приличных людей не случается, и они просиживают в воде часами, теряя счет времени, пространства и обязанностей. Так вот и я, разомлев в компании наиприятнейших людей, при всей моей известной отвратительной назойливой нервической аккуратности и немецкой пунктуальности пропустил-таки рейс из Саппоро в Амстердам, а оттуда — в Москву. Слабым извинением может служить разве только то, что был я без часов и привычных очков, понадеявшись на сопровождающих. Ну, а сопровождающие… А что сопровождающие? Они и есть только сопровождающие. Следующий рейс оказался лишь через неделю. То есть мне надлежало еще провести целых семь дней в месте моего психологически завершенного, закрытого проекта в виде визита-путешествия, когда я уже все, что мог, совершил. Все, что мог написать, — написал, нарисовать — нарисовал, отметить — отметил, не воспринять — не воспринял. И естественно, точно, буквально до получаса, распределив силы перед последним рывком, я был уже психически и нравственно истощен. Это сейчас еще, на данном отрезке текста я полон сил. Но в тот момент времени, который я описываю здесь, в данный момент текстового времени, однако же совпадающий с последним моментом отъезда и расставания, то есть в тот будущий момент реального времени, я был истощен. И что же оставалось делать? Пришлось как бы отращивать новые небольшие временные росточки чувствительности, экзистенциальные щупальца, чтобы заново присосаться к отжитой уже действительности. И я смог. Мы снова принялись за старое, усугубив предынфарктную ситуацию полным новым набором — нервное переживание, обед, горячая ванна — и двумя третями старого досамолетного набора, вернее, до упускания самолета — обед и горячая ванна. То есть — одно, но чрезвычайное переживание, два обеда и две горячих ванны. Комплект достаточный для двух инфарктов многих людей. Однако пока по-японски обошлось.

Дождемся конца текста. Правда, я был несколько вознагражден за свои страдания тем, что после уже упускания самолета в Амстердам мы пошли в общую баню. Есть бани раздельные — мужские и женские, которые до того я только и посещал. А есть общие, куда меня для релаксации повели знакомые. Однако ничего такого особенного не случилось. Ровно тем же способом, что вышеописанные мужчины прикрывали свой половой стыд полотенцами, так и женщины появлялись, замотавшись теми же длиннющими полотенцами почти на всю длину тела, как в сари. Можно было рассмотреть некоторые характерные черты японской фигуры, но они явны в неменьшей степени и в полной женской обычной амуниции. Так что на них останавливаться не будем.

Конечно, сила современного интернационально-бескачественного идеала рекламы и фэшен, его идейная выпрямляющая мощь буквально на глазах меняет бытовые привычки обитательниц японских городов. Буквально на глазах же выпрямляет и удлиняет ноги и фигуры японок. На улицах Токио я видел удивительно стройных и обольстительных девушек. Правда, когда они раскрывают рот, то пищат самым невероятным способом. А певицы все поют как одна наша Анжелика Варум. Так и хочется воскликнуть: Киса, бедная! Но этот феномен высокого инфантилизированного говорения тоже есть, скорее, феномен социально-антропологической репрезентативности истинно женского в традиционном японском обществе. Многие из них, приходя домой или в компании сверстников, говорят обычными, в меру высокими женскими голосами, легко переходя на конвенциональный пищащий по месту службы либо при возникновении любой социально-статусной ситуации. В подтверждение этого могу привести виденную мной по телевизору передачу, посвященную «Битлз». Все участники пели различные их классические и всем ведомые песни. Среди выступавших подряд несколько девиц одна за другой удивительно низкими, даже хрипловатыми голосами распевали до боли знакомые мелодии. Значит, умеют, если хотят и, добавим, позволено. Хотя в подобной ситуации эти низкие басовитые голоса были как раз странны, так как «Битлз», во всяком случае у меня, всегда ассоциировались именно с нежными ранимыми высокими почти андрогинными фальцетиками. Но значит, у них так принято. И конечно же, сойдя с эстрады, они тут же с продюсерами, телевизионщиками и прочими официальными лицами заверещали тем же самым привычным невероятно пронзительным образом. Кстати, английские женщины пищат так же невероятно, даже пронзительнее, что, видимо, тоже связано с определенными социокультурными причинами, уходящими в достаточную глубину столетий. Однако они так же пищат и дома, и в транспорте, и, по-видимому, в кровати. За американскими женщинами же я подобного не замечал. Не замечал подобного и за немецкими женщинами. И за итальянскими. И за голландскими. Ну, за отдельными если, что было их личной, отнюдь не общенационально-половой характеристикой. Не замечал подобного и за русскими женщинами. Даже наоборот — многие встречали меня низкими хриплыми пропитыми голосами. Не замечал подобного и за женщинами Прибалтики и Среднего Востока. Я не бывал в Латинской Америке, Африке и Австралии. Про женщин этих континентов ничего сказать не могу. Интересно, конечно, было бы с этой точки зрения внимательно и подробно стратифицировать весь современный многокультурный и многонациональный мир. Но это проект на будущее. А пока вернемся к настоящему.

Один японский художник, поживший уже и в Нью-Йорке, и в Лондоне, и в Париже, посетовал, что японские девушки очень уж наивны по сравнению с их западными сверстницами. Я спросил, что он имеет в виду? Они беспрерывно задают вопросы, обижаются, разражаются слезами и нерешительны, отвечал он. Они все понимают буквально. Не ироничны и не рефлексивны. Не знаю, ему виднее. Мои знания японских девушек не столь подробны. По его же словам, они взрослеют только по выходе замуж и появлению детей. Но зато уж взрослеют сразу и решительно. Возможно, все же, это тоже несколько пристрастный и сугубый взгляд мейлшовиниста. Но мне показалось, по моему недолгому пребыванию здесь, что данная характеристика не лишена правдоподобия. Я ему поверил. Тем более что имел подтверждение тому и из других источников.

Конечно, высота и тембр голоса — вещь весьма обманчивая, особенно если судить из другой культурной традиции. Забавную деталь, между прочим, подметил один знакомый японский славист. Он поведал, что, бывая в Москве, с неизменным удовольствием посещает Малый и Художественный театры. Я нисколько не подивился склонности этого образованного человека к русскому театру и русской драматургии, которая вообще свойственна японцам. Да и не только японцам — во всем мире имена Чехова, Станиславского, Мейерхольда не сходят с уст любителей театра и интеллектуалов. Однако в данном случае меня весьма порадовало объяснение причины столь сильной привязанности к русской театральной школе.

Они говорят такими специальными голосами, как у нас в самурайских фильмах и представлениях, — признался честный японец.

И вправду, эти так называемые «обедешные голоса» (в смысле, когда торжественно объявляют: Кушать подано!) давно стали как бы торговой маркой невинных последователей высокого театра. Вышесказанное касается вообще всех аспектов, вариаций и практик социально- и культурно-статусных конвенциональных говорений.