Читать книгу "Мамины субботы - Хаим Граде"

Мама чувствует, что оскверняет субботу, слушая подобные сплетни, но не может сдвинуться с места. Теперь она вспоминает, что последнее время Лиза ходит потерянная и ее вечная улыбка стала какой-то сухой. Никогда нельзя знать, что делается в душе у другого человека, думает мама.

— Пусть она скажет! — указывает Марьяша на торговку сладостями. — Разве Хаська не проводит по полдня в вашей лавке, разве она не выпивает целые сифоны сельтерской воды со всякими соками — с цитрусовым, черешневым, малиновым?

— Правда, — подтверждает торговка сладостями своим басовитым мужским голосом дибука. При этом ее застывшее лицо не меняется, словно она и впрямь явилась свидетельствовать с того света.

Марьяша в конце концов берет со стола свой чолнт и говорит торговке сладостями с преданностью и любовью в голосе:

— Доброй субботы вам, госпожа Лапкина. Надо идти.

Мама выходит первая с остывшим чолнтом, но пылающей головой. Марьяша окликает ее:

— Велинька, мне нужно сказать вам одну очень важную вещь.

Марьяша произносит это с такой загадочной миной, что у мамы щемит сердце. Она чувствует, что новость касается ее самой. Она останавливается и ждет.

Торговка сладостями госпожа Лапкина ясно видит, что Марьяша хочет ее выпроводить, и выходит с обиженной миной на лице.

II

Как только госпожа Лапкина покидает пекарню, Марьяша оглядывается своими бегающими глазками и с сожалением говорит маме:

— Торговке сладостями тоже не позавидуешь. Вы, Веля, только и видите, как порхают птички. Вы понятия не имеете, откуда у госпожи Лапкиной швы на шее. У нее такой муж, по сравнению с которым гусятник — просто учитель наш Моше. У гусятника только одна любовница, а муж торговки сладостями меняет женщин как перчатки. Однажды он довел ее до того, что она зашла в ванную и порезала себе шею. Ее чудом спасли, но она на всю жизнь останется калекой. Теперь вы понимаете, почему у нее голос дибука, а глаза ангела смерти. Она дрожит от страха, что и ее муж втюрится в Хаську. Прежде у нее была лавка на Широкой улице[96], приносившая большую прибыль. Но там ее довели до ручки, поэтому она перебралась к нам. Она рассчитывала, что тут никто не узнает о ее попытке наложить на себя руки, но люди не глухие.

— Чтоб мои враги такое слышали! — сплевывает мама. — В то время как польские молодчики не пускают крестьян в еврейские лавки, а местечки страдают от погромов, еще находятся подобные евреи-греховодники!

Мама так взволнована, что начинает ругаться со сплетницей, уста которой извергают пламя в субботу, когда отдыхают даже грешники в аду:

— Совершенно не понимаю людей, получающих удовольствие от заглядывания в чужие горшки.

— Праведница вы моя, — кривится Марьяша, и нос ее морщится, словно она хочет чихнуть, а у нее никак не получается. — Пока это вы заглянули в мой горшок, а не я в ваш. А когда у вас дело дойдет до свадьбы, то не забудьте и меня пригласить на лекех[97]с водкой. Она довольно милая девушка.

— Кто?!

— Вы что, Веля, прикидываетесь или действительно не знаете, что ваш сын гуляет с барышней?

— Ну и какой в том грех? — удивляется мама, чтобы скрыть свое потрясение этой новостью. — Всем можно, а ему нельзя? Вам по поводу моего сына, кажется, нечего сказать.

— Пусть засохнет и истает от болезней тот, кто скажет дурное о вашем сыне, — прикидывается белой голубкой Марьяша. — А если он не женился на Бейлке, я имею в виду ту девушку из Глубокого, то разве это мое дело?

На этот раз было не суждено, чтобы Марьяше сошло с рук все, что мелет ее ядовитый язык. На нее внезапно обрушилась беда — оттуда, откуда она и не ждала.

В субботу днем пекарь открывает дверь и ставни одного из окон, чтобы видеть вынимаемые из печи горшки, а второе окно оставляет закрытым. Кто бы мог подумать, что торговка сладостями стоит за закрытым окном и подслушивает то, что о ней говорят? Когда Марьяша заводит речь о другом, торговка сладостями не видит больше смысла прятаться и вбегает в пекарню.

— Я знала, что эта мерзавка будет обливать меня грязью! Как вам это нравится? — кричит она моей маме. — Сама даже кошке хвост привязать не может, а туда же, смеется над другими. На днях она сварила рыбу и оставила ее стынуть во дворе на решетке стока, по которому текут нечистоты со всего города. Ее муж учуял, что рыба воняет, и бросил ее жене в лицо.

— Ангел смерти! — визжит Марьяша.

Кто знает, чем бы закончился этот скандал, если бы в эту минуту в пекарню не вбежал один из сыновей Марьяши, мальчишка с перепачканным лицом, оборванный и заплаканный.

— Мама, что ты тут так долго разговариваешь? — всхлипывая, сказал он. — Мы хотим есть, а папа снова бьет тарелки.

— Что я вам говорила! — победно пропела мстительная торговка сладостями.

В то же мгновение в задней двери появился пекарь. Сидя в своей квартире, он услышал крики и в гневе встал из-за стола посреди субботней трапезы.

— Вон! — прорычал он с набитым ртом. — Если бы у меня были такие жены, я бы их отравил!

Марьяша до смерти испугалась сцены, которую ей сейчас устроит муж, но все-таки нашла в себе силы ответить пекарю:

— Вы же продаете хлеб с гвоздями. В эту субботу в вашей хале я нашла веревку.

Торговке сладостями от нее тоже досталось:

— Погодите, гултайка[98], вы у меня еще сбежите с нашей улицы, как вы сбежали с Широкой.

— Вредная баба! — орет на нее та. — Прежде чем вы меня выгоните с этой улицы, я сама вас в могилу загоню! Ваш муж вам сейчас бросит кугель в физиономию!

— А вот ваш муж вас искать не посылает, — дразнит ее Марьяша и убегает; следом бежит ее оборванный и заплаканный сын.

Мама возвращается домой бледная и издерганная. Она ставит на верстак остывший чолнт и даже не собирается снимать тряпку, в которую он завернут.

— Благодаря тебе мне оказывают почести, — говорит она мне со слезами на глазах и садится на табуретку. — Ты гуляешь с какой-то девушкой, а соседки мне этим в глаза тычут.

— А что, нельзя?

— Если ты собираешься разгуливать с этой девушкой, а потом бросить ее, как ты бросил Бейлку, то хотя бы не показывайся с ней на нашей улице.

— Я собираюсь на ней жениться.

Мама долго смотрит на меня. Она хочет понять, не шучу ли я. Заметив, как я серьезен, она светлеет лицом и улыбается. Она встает и принимается раскутывать горшок. Мало-помалу она снова становится печальной. Тень прогоняет радостную улыбку с ее лица.