Читать книгу "Стамбульский оракул - Майкл Дэвид Лукас"

— Дворцовые кухни славятся своим кофе, — настаивал визирь. — Уверяю вас, вы не пожалеете.

— Я в этом совершенно уверен, — ответил преподобный, поправляя воротничок. — Но тем не менее вынужден отказаться. Я беспокойно сплю в последнее время, чашка кофе в столь позднее время совсем лишит меня ночного отдыха. Надеюсь, вас не обижает мой отказ.

— Пустое.

Великий визирь прошептал несколько слов слуге, и тот немедленно удалился через потайную дверь в задней стене. Они сидели в молчании, потом дверь отворилась, и в комнате показался тот же слуга, на сей раз с чашкой чая на серебряном подносе.

— Полагаю, — сказал Джамалудин-паша и помешал сахар ложкой, — вы в курсе последних новостей о наших отношениях с русскими.

— Да, — ответил преподобный. — Я читал во вчерашней газете.

— Тогда вы догадываетесь, как нас беспокоят те домыслы, на которые опирается царь в своем заявлении. Однако по зрелом размышлении надо признать, что ничего серьезного за этим не стоит и все, чего мы хотим, — это покончить со всей историей как можно скорее.

Преподобный промямлил что-то, что можно было принять за согласие.

— Разумеется, мы не можем принять требования царя.

— Разумеется.

— Его угрозы совершенно беспочвенны, — сказал визирь, однако интонация была вопросительной.

— Судя по всему, да.

— Мы хотели бы знать точно. Полагаю, вы не владеете информацией, которая пролила бы свет на серьезность его намерений и на последствия — если мы откажемся платить требуемую компенсацию?

— Нет, — ответил преподобный. — К сожалению, мне ничего не известно.

— И у вас нет никаких полезных связей с русскими?

Преподобный переступил с ноги на ногу и скрестил руки на груди — Джамалудин-паша знает о его недавних встречах с русскими. Но служить посредником между двумя непредсказуемыми державами — нет уж, увольте.

— Ничего полезного для нашего правителя.

Джамалудин-паша улыбнулся и погладил кончик носа.

— Очень хорошо. А помимо этого? Как идут ваши дела?

— Весьма неплохо, — ответил преподобный. — Робертс-колледж не меняется. Статья о религиозных обрядах езидов продвигается вполне успешно, скоро выйдут мои новые переводы.

Джамалудин-паша кивал в такт его словам и сосредоточенно смотрел на полы белой накидки. По-видимому, его гораздо больше занимали собственные мысли, он сжимал губы, как бывает при обдумывании сложной моральной дилеммы, потом посмотрел на преподобного и спросил:

— Надо думать, кроме рассказов о ваших академических успехах, вам нечем больше поделиться?

— Нет.

— А Монсеф Барк-бей?

Преподобный развел руками:

— Да, надо сказать, события приняли неожиданный оборот.

— Какой же?

— Монсеф-бей и госпожа Коэн решили, что больше не нуждаются в моих услугах.

— Отчего?

Преподобный собрался с мыслями:

— Непреодолимые обстоятельства. Так они выразились.

— Вы не подозреваете настоящую причину? Вы не потребовали объяснений?

— Они уведомили меня о своем решении письмом, в котором очень ясно говорилось, что они не намерены обсуждать причины. Думаю, у бея денежные затруднения.

Великий визирь надавил на переносицу большими пальцами.

— Так у вас нет никаких предположений о том, что привело к вашей отставке? Не мог ли Монсеф-бей разгадать ваши истинные намерения?

— Это первое объяснение, которое пришло мне в голову, — ответил преподобный.

Он вернулся к случаю в библиотеке. Кто угодно мог заметить, как он берет те бумаги со стола, — Элеонора, господин Карум, госпожа Дамакан, но даже если кто-то его видел, даже если бы он точно знал, что его поймали на месте преступления и поэтому отказали от дома, делиться с великим визирем он уж точно не собирался.

— Я тщательно взвесил каждый свой шаг в доме Монсефа-бея, — продолжал он, — и могу уверенно сказать, что не дал ему ни малейшего повода заподозрить меня.

— Ни малейшего?

— Нет, — преподобный выдержал долгую паузу, делая вид, что он действительно взвешивает каждый свой шаг, — ни малейшего.

— Что ж, — сказал Джамалудин-паша, — остается только сожалеть. К счастью, за Монсефом-беем наблюдают и другие близкие к нему люди.

Он сделал глоток чая, преподобному же оставалось только гадать, кто были эти неведомые соглядатаи.

— А как ваша ученица?

— Госпожа Коэн?

— Да, госпожа Коэн. Вы, помнится, как-то назвали ее вундеркиндом?

Преподобный разжал взмокшие от пота руки, радуясь, что разговор приобретает другое направление.

— У госпожи Коэн поразительные способности к языкам, почти безукоризненная память, а ее пониманию истории и философии позавидовали бы многие выпускники колледжа. Поразительно, всего несколько недель назад она по памяти прочла первую песнь «Илиады». Я говорил вам, что собираюсь написать о ней работу?

— Да, вы упоминали об этом.

— Конечно, теперь, когда мы больше не занимаемся, это будет уже не так легко, но, по-моему, я собрал достаточно материала.

Великий визирь сделал еще один глоток.

— Могла бы госпожа Коэн быть полезна здесь, во дворце?

Преподобный Мюлер сменил позу и уставился в пол, размышляя. Ему не хотелось впутывать Элеонору в дворцовые интриги, но прежде всего следовало позаботиться о себе. Он не раз слышал о том, что случается с агентами, когда они перестают верно служить. Не стоило дразнить пашу.

— Можно… — начал он, еще не зная, как закончит предложение, — можно привлечь ее к работе в бюро переводов.

— У нас и без того переводчиков больше, чем работы для них.

— А шифровальщики? — поинтересовался преподобный.

— Есть и они.

— Они справляются со всеми шифрами?

Визирь задумчиво откинулся на подушки:

— В нескольких случаях они потерпели неудачу.

— Если госпожой Коэн заняться, она станет прекрасным шифровальщиком. Для нее взломать шифр — все равно что выучить иностранный язык.

— Интересно, — сказал Джамалудин-паша и сделал заметку в черной книжечке, которую всегда носил в кармане. — А как обстоят дела с ее родными? Я так понимаю, она только живет у Монсефа-бея? Есть ли у нее какие-то родственники в Констанце?

— Ее отец погиб, — отозвался преподобный. — По-моему, у нее есть то ли тетка, то ли мачеха, кто-то не очень близкий.

— Что еще вы можете о ней рассказать? — спросил визирь. — Каковы ее политические симпатии?