Читать книгу "Дело лис-оборотней - Игорь Алимов"

— Помогу, — кивнул архимандрит. — Молодые послушники у меня крепкие имеются.

— Не думаю, что это долго продлится.

— Да уж сколько надо! — вновь с некоторой сварливостью в голосе вскинулся Киприан и тут же осадил себя. Глянул на Богдана с какой-то даже искательностью. — Ты уж распутай нам все это, минфа, прекрати безобразие…

— Постараюсь, отче, — сказал Богдан. — С Божьей помощью.

Ступая как-то боком, нерешительно и неловко, архимандрит на пару шагов приблизился к Богдану.

— Прости меня, чадо. Что не благословил тебя на дело твое сразу. Недопонял я.

Богдан встал. Тепло и преданно, по-сыновьи, заглянул в печальные очи владыки, под его все еще сдвинутые от огорчения брови, и дрогнувшим от волнения голосом ответил:

— Господь простит, и я прощаю.

Отец Киприан вздохнул. Сказал совсем негромко:

— Зрю ныне: мирской ты человек и грешный и на любовь мирскую и грешную по слабости своей не ответить не можешь… а ровно про тебя сказано: сего же рвение к Богу тако бывает, яко огнь дыхает скважнею[49]… Ступай. Жди у врат, я тебе помощников пришлю.

Александрия Невская,

Лекарственный дом Брылястова,
отдел жизнеусилительных зелий,
13-й день девятого месяца, средница,
конец дня

Баг вышел из Управления и пешком, благо небо на время перестало исходить летучей сыростью, двинулся по Проспекту Всеобъемлющего Спокойствия. По дороге к Лекарственному дому Брылястова он решил провести еще один небольшой опыт, коли уж дом располагался неподалеку; когда Багу, разбирающемуся с ознакомительными и рекламными сведениями, попался на глаза его адрес, ланчжун про себя удивился, какой, в сущности, это маленький город – Александрия Невская. Странно, что он никогда не обращал на Лекарственный дом внимания прежде, живя буквально в двух шагах.

Впрочем, честный человекоохранитель и вспомнить не мог, когда в последний раз у него возникала нужда в лекарствах.

Первая на пути лекарственная лавка располагалась прямо напротив от Управления, на углу Лигоуского проспекта. Баг некоторое время созерцал длинные ряды нарядных коробочек, скляночек и брикетов травяных сборов, аккуратно упакованных в плотную бумагу, и пытался отыскать «Лисьи чары» самостоятельно; однако сколько ни всматривался – вотще. Тогда он обратился к убеленному сединами служителю за прилавком.

— Что вы! — затряс тот бородой. — Что вы, драгоценный преждерожденный! «Лисьи чары» – снадобье дорогое, наша лавка берет его только под заказ. Мы не можем позволить себе просто так держать столь дорогие пилюли. Да.

Примерно то же самое Баг услышал и в лекарственной лавке рядом с мостом Лошадницы Анечки; здесь, правда, ему предложили подать заказ и тогда уж через день он непременно сможет пилюли выкупить; об их поступлении сообщат по телефону.

Баг двинулся дальше. Незаметно он дошел до угла Проспекта Всеобъемлющего Спокойствия и улицы Больших Лошадей, где высился сам Лекарственный дом – высокое здание в европейском стиле позапрошлого века, напротив коего три года назад по указу князя Фотия был сооружен собирательный памятник улусному козачеству: бронзовая фигура бравого козака с шашкой наголо, стоящая на невысоком гранитном постаменте. В первом этаже дома разместилась «Лекарственная лавка дома Брылястова», торговавшая исключительно брылястовскими товарами, и здесь «Лисьи чары» наконец нашлись; небольшие коробочки – именно такие, какие Баг видел в доме Адриана Ци, — выстроились на отдельной специальной стойке в почетном углу одного из торговых залов.

Баг вгляделся в цену.

Пятьсот шестьдесят лянов…

Еще дороже, чем на сайте Лекарственного дома.

Однако!

Теперь он со всей определенностью понял, почему лавки поменьше не могли себе позволить удовольствия выставить хотя бы одну упаковку «Лисьих чар» на своих прилавках: пилюли стоили целое состояние. Ну, может, не состояние – это у Бага от ошеломления получилась некая поэзия; но как приличная повозка, это точно.

— Простите… — обратился Баг к ближайшему служителю.

— Что будет угодно драгоценному преждерожденному? — услужливо улыбнулся тот.

— Вот эти «Лисьи чары»… — указал Баг зонтиком. — Их что же, покупают? Больно уж дорого.

— А как же! — закивал служитель. — Покупают. Просто волшебные пилюли. Ничто с ними не может сравниться. Совершенно. Последнее слово. Самая новая разработка.

— А вот побочные эффекты…

— Отсутствуют!

— Ну а там противупоказания…

— Не замечены!

— Желудок не расстраивается? Или печень…

— Обижаете, преждерожденный!

Баг якобы в раздумье провел ладонью по щеке.

— Как бы про них почитать что-нибудь… Я должен еще подумать.

— Не сомневайтесь! — заверил Бага служитель, протягивая пространный листок, заполненный красиво набранным текстом на основных ордусских наречиях. — Вот здесь все подробно описано. Гарантия жизнеусилительного отдела Лекарственного дома Брылястова, — прибавил он веско. Видимо, понимающий человек, заслышав такое, непременно должен был подумать: да, если уж жизнеусилительный отдел да к тому еще и Брылястова, тогда все, тогда – броня.

Конторы Лекарственного дома Брылястова располагались на втором и на третьем этажах того же здания. Выше тоже никто не жил; размещались тут исключительно деловые помещения различных частных и казенно-частных предприятий – либо отделения и представительства тех предприятий, каковые имели главные конторы свои в других городах. Об этом оповещали многочисленные таблички, рядами разместившиеся по обе стороны от входа в дом. В окрестностях Проспекта Всеобъемлющего Спокойствия подобное уже давно было не в новинку.

— Извините, но начальника отдела нет на месте, — сообщила Багу весьма миловидная преждерожденная лет двадцати с небольшим, явно склонная к невинному кокетству – хотя сейчас она была сама строгость и неприступность, — с роскошной прической, утыканной шпильками, и в лиловом халате. Она одиноко восседала в приемной, открывшейся за дверью с надписью «Лекарственный дом Брылястова. Отдел жизнеусилительных средств», в красном углу под фикусом, за лаковым столиком перед раскрытым «Керуленом». За спиною юной преждерожденной просматривался короткий коридор, из коего вели куда-то четыре светло-зеленые двери; привычно связанный у иноземцев с медициной белый цвет в Цветущей Средине исстари считался траурным и, хоть Александрия к Лондону или Риму куда ближе, чем к Ханбалыку, все же в лечебных и лекарственных учреждениях применение белого цвета выглядело бы совершенно несообразным. На дверях смутно виднелись какие-то надписи; самую крупную из них Баг, слегка прищурившись, разобрал: «Ким Семенович Кипятков».