Читать книгу "Жизненное пространство - Андрей Ливадный"

Здесь крылась чудовищная ловушка, особенно для неопытных, начинающих бойцов. Люди действительно любят одухотворять машины, но настоящий пилот, испытывая привязанность к «своей» системе, никогда не забудет о ее подлинной сущности.

Однажды, в личной переписке, данная тема была затронута одним из известных Горкалову аналитиков. Он указал полковнику на определенный минус обратной связи, заметив, что мозг человека, соединенный с кибернетической машиной, не только имеет возможность управлять ею, но и сам подвержен определенному воздействию с ее стороны.

В комментарии он привел фразу Конфуция: «Его не поймешь. Это дракон, который охотится то в небе, то на земле».[11]

Илья, который всегда придерживался твердого убеждения, что любая машина мертва и несет лишь те эмоции, которые склонен вложить в нее конкретный человек, долго думал над этой фразой, и в конце концов вынужден был признать, что его собеседник прав. Боевой опыт Горкалова действительно содержал факты, когда излишняя эмоциональная привязанность начинала вредить пилоту. Конечно, все это — вопрос меры и личной психической предрасположенности, но все-таки…

Эти мысли промелькнули в голове яркой вспышкой, — он ни на секунду не отвлекся от процедуры активации систем, но не преминул предупредить Шейлу:

— Не забывай об одном — машин в этом мире много, а жизнь пилоту дается лишь раз. Найди глазами кнопку катапультирования.

— Есть. Вижу.

— Сейчас она не горит. При определенном количестве повреждений она подсветится. При критических разрушениях станет моргать красным. Как только увидишь красное мерцание кнопки, сразу же катапультируйся. Запрещаю тебе тянуть до момента, когда она вспыхнет постоянным сигналом и включится ревун. Ты поняла?

— Да.

— А сейчас следуй за мной. Первые десять минут просто идешь, понятно? Не атакуешь никого, если только я не прикажу. Потом, когда почувствуешь машину, доложишь. — Он чуть помедлил и внезапно добавил: — Больше я не смогу заботиться о тебе.

Шейла поджала губы. Ее не испугала эта фраза.

Порой неведение — лучшее лекарство от страха. Трудно и тяжело не в первый, а во второй раз, когда уже наперед знаешь, что тебя ожидает.

— Да… — повторила она и, помедлив несколько секунд добавила: — Да… командир.

Горкалов слышал ее, но уже не мог позволить себе отвлекаться на паузы и интонации.

Активация систем, личные переживания, диалоги — все уложилось в промежуток времени, не превышавший нескольких минут.

— Два-два-один… — произнес он в коммуникатор стандартную формулировку вызова. Передатчик его «Фалангера» в данный момент работал на открытой частоте. — Здесь полковник Горкалов. Вызываю любого дружественного пилота в радиусе действия сенсоров.

Шейлу от этих слов проняла короткая дрожь. Она мгновенно поняла расчет Ильи. Инсекты не владели человеческой речью, их жвала не были приспособлены для воспроизведения адекватных фонем,[12]а вот разработанные людьми компьютерные коды оказались доступны насекомым в полном объеме…

«Машины-предатели… Они служат тому, кто владеет кодами управления в каждом конкретном случае…»

Шейла покосилась на усеянные контрольными сигналами консоли бортового компьютера «Ворона».

Вот он, момент истины, миг того жуткого откровения, когда раз и навсегда понимаешь, насколько необъятна, коварна и враждебна окружающая тебя Вселенная: наступает срок, и звук человеческой речи, безразлично представителю какой планеты или нации он будет принадлежать, вдруг становится паролем…

Несколько секунд в эфире царила тишина, затем на открытой частоте пришел ответ:

— Здесь лейтенант Сокура, сэр… — Пилот говорил тяжело, с хриплым придыхом, видно, его здорово трепало в данный момент. Как фон, иллюстрация к фразе, в коммуникаторе слышались отзвуки боя и накладывающиеся на них сообщения аудиосистемы бортового компьютера…

— Спокойно, — голос Горкалова казался ледяным. — Я принимаю командование операцией, лейтенант. Дайте код опознания.

В коммуникаторе прочирикал звук машинного кода, и на радаре «Ворона» среди множества алых точек внезапно вспыхнул зеленый маркер. Это был «Хоплит» лейтенанта Сокуры.

— Есть контакт. Вижу тебя. — Пальцы Ильи бегали по сенсорам, разыгрывая спокойную, привычную партитуру окончательной активации боевых систем «Фалангера». — Двигайся по этим точкам, встреча через две минуты.

Шейла, которая слышала командный диалог, одновременно пытаясь как-то ощутить ту сорокапятитонную массу, внутри которой оказалась заключена, вдруг испытала недоумение — «что значит, через две минуты?!» Над ангарами по-прежнему возвышался сумеречный торс того самого «Фалангера», который на ее глазах, походя, двумя залпами пригвоздил к бетонной стене «Хоплита», из состава патрульных сил базы РТВ…

Она едва успела оправиться после двух очередей его пушек, а ведь эта машина в тот момент просто делала свое дело, не обращая никакого внимания ни на «Гранд-Элиот», ни на двух притаившихся в нем, осыпанных стеклянными гранулами людишек!..

— Два-два-ноль! — ворвался в ее растерзанные мысли голос командира. — Начинаю движение. Маршрут по телеметрии данных.

Ей оставалось одно — подчиниться, хотя воображение не могло предсказать и тысячной доли того, что придется пережить ей в ближайшие десять минут…

Страшно будет во второй раз.

Шейле предстояло понять это чуть позже.

* * *

Она часто слышала от отца, каким пилотом был полковник Горкалов, но слышать рассказ и увидеть воочию — две абсолютно разные вещи.

…Его возвращение в строй после вынужденного двадцатилетнего отсутствия спрессовалось в десять, ну от силы — пятнадцать секунд, и в субъективном восприятии Шейлы выглядело приблизительно так…

В сумраке консервационного ангара внезапно заработали механизмы застывшей без движения шестидесятитонной машины. Торс боевого робота резко повернулся, Шейла успела заметить даже тусклый отблеск на стержне гидравлического поршня, который, одновременно с поворотом, поднимал рубку «Фалангера» на определенный угол, словно машине вдруг вздумалось посмотреть на звезды…

Она знала, что именно так и должно быть, тысячи раз проходила подобное на симуляторах, грезила об этом, но…

«Шаг…»

Всего один шаг… Тень четырехпалого ступохода, удлиняющаяся в свете сиротливого фонаря, визг приводов, и вот она — страшная, сумеречная бронированная машина, высотой в пятнадцать метров, возникшая из темноты, словно призрак…