Читать книгу "Осиная Фабрика - Иэн Бэнкс"

Через несколько месяцев Эрика признали сумасшедшим. Он пошел тесты, много раз пытался бежать, нападал на санитаров, социальных работников и докторов, угрожал подать в суд и убить их. По мере продолжения тестов, угроз и неповиновения его переводили во все более охраняемые больницы. Мы с отцом, будто он стал значительно тише, когда его перевели в госпиталь, который находился к югу от Глазго, и больше не пытался бежать, но теперь я понимаю, вероятно, он пытался — успешно, как оказалось — приучить своих стражей к ложному чувству безопасности.

А теперь он возвращался увидеть нас.

5

Смотря на землю впереди и внизу, я медленно водил биноклем, с севера на юг, наблюдая за городом и дорогами, колей железной дороги, и полями и дюнами, и я спрашивал себя, видел ли я место, где сейчас был Эрик, добрался ли он сюда. Я чувствовал: он был близко. У меня не было никакого рационального объяснения этому чувству, но времени у него было достаточно, голос во время звонка прошлой ночью звучал отчетливей и…я просто чувствовал.

Может быть, он уже здесь, лежит и ждет ночи или пробирается через лес, или кусты дрока, или горбами дюн, направляясь к дому, или в поисках собак.

Оставив город в нескольких милях к югу, я шел вдоль цепи холмов через ряды сосен, где было слышно, как вдалеке работали пилы, а темные массы деревьев были тенистыми и спокойными. Я пересек линию железной дороги, несколько полей колышущегося ячменя, дороги, овечье пастбище и дюны.

Я натер пятки, ноги слегка болели, я шел вдоль линии твердого песка пляжа. С моря дул слабый ветер, мне это нравилось, потому что исчезли облака, и солнце, хотя и постепенно садилось, но еще светило. Я дошел до реки, которую однажды уже пересек в холмах, перешел ее во второй раз около моря, поднявшись в дюны, где был канатный мост. Передо мной разбегались овцы, некоторые из них были стриженные, некоторые еще лохматые, они прыгали, их мее-е звучали отрывисто; когда овцы решали, что они уже в безопасности, останавливались и нагибали шеи или становились на колени и продолжали жевать траву и цветы.

Я помню, как я презирал овец, они же абсолютно тупые. Я видел, как они ели, ели и ели, я видел, как собаки управляли целыми стадами, я гонял овец и смеялся над стилем их бега, видел, как они попадали во всякие глупые, запутанные ситуации. Мне казалось, они вполне заслуживали окончания жизни в виде баранины, использование их в качестве машин для производства шерсти слишком ответственное для них дело. Понадобились годы и долгие размышления, пока я смог осознать, что на самом деле овцы проявляли не собственную тупость, а нашу силу и эгоизм.

После того, как я узнал об эволюции и немного об истории животноводства, я понял — глупые белые животные, над которыми я смеялся, потому что они ходили следом друг за другом и застревали в кустах, были настолько же результатом работы поколений фермеров, насколько и результатом размножения поколений овец; мы сотворили их, мы вылепили их из диких и умных животных, которые были их предками, чтобы они стали покорными, глупыми, вкусными производителями шерсти. Мы не хотели, чтобы он были сообразительными, а до некоторой степени интеллект и агрессивность взаимосвязаны. Естественно, бараны умнее, но даже они деградированы идиотками, с которыми они вынуждены общаться и которых они вынуждены осеменять.

Тот же принцип применим и к курам, и к коровам, и почти ко всему, к чему смогли надолго дотянуться наши жадные, голодные руки. Иногда я думаю: подобное могло случиться и с женщинами, но хотя эта теория и привлекательна, я подозреваю — она неправильна.

6

Я пришел домой к ужину, проглотил яичницу, мясо, жареную картошку с бобами и остаток вечера смотрел телевизор, доставая изо рта с помощью спички кусочки мертвой коровы.

Бегущая собака

1

Меня всегда раздражало, что Эрик вдруг сошел с ума. Хотя тут и нет переключателя — нормальный в одну минуту и душевнобольной в другую — нет сомнений, именно случай с улыбающимся младенцем запустил нечто в Эрике, неизбежно закончившееся его разрушением. Часть его не могла принять случившееся, не могла совместить увиденное с тем, как ему думалось, должны были обстоять дела. Может какая-то глубоко спрятанная часть Эрика, погребенная под слоями времени и роста как римские развалины под современным городом, верила в Бога и не выдержала осознание того, что если подобное маловероятное существо есть, оно страдает из-за происходящего с любой из тварей, которых предположительно оно сотворило по своему образу и подобию.

Что бы ни сломалось в Эрике, это была слабость, дефект, которого не должно было быть в настоящем мужчине. Женщины, как я знаю из сотен, наверное, тысяч фильмов и телепередач, не могут перенести по-настоящему важных перемен, которые происходят с ними, например, если их изнасилуют или их возлюбленный умирает, женщины сходят с ума и убивают себя, или просто болеют, пока не умрут. Конечно, я понимаю, не все они так реагируют, но это очевидное правило, и не следующие ему женщины в меньшинстве.

Должны быть и сильные женщины, женщины с большей частью мужского в характере, чем у большинства, и я подозреваю — Эрик был личностью со слишком большой частью женщины в ней. Чувствительность, желание не обидеть, тонкий, живой ум были в нем оттого, что он был слишком похож на женщину. До того отвратительного случая его женская часть никогда его не тревожила, но в момент чрезвычайных обстоятельств она оказалась достаточно выраженной и сломала Эрика. Это вина моего отца, не говоря уже о глупой сучке, которая бросила моего брата ради другого мужчины. Отец хотя бы немного виноват из-за первых нескольких лет жизни Эрика, когда он разрешал своему сыну одеваться, как тому хотелось и выбирать между платьями и штанами, Хамсворс и Мораг Стоувы правильно волновались по поводу методов воспитания племянника и предложили его забрать. Все могло бы быть по-другому, если бы не странные идеи моего отца, если бы моя мать не презирала Эрика, если бы Стоувы забрали его раньше, но все случилось как случилось, и я надеюсь: отец винит себя в той же степени, как виню его я. Я хочу, чтобы он постоянно ощущал груз своей вины, ночей бы не спал из-за нее, а когда все же уснет, видел бы кошмары, от которых бы просыпался покрытый потом в прохладные ночи. Он это заслужил.

2

Вечером после моего похода по холмам Эрик не звонил, Я пошел спать довольно рано, но я бы услышал звонок телефона, а я спал после своего долгого путешествия без помех. На следующее утро я встал как обычно, прогулялся по песку в прохладе утра и вернулся вовремя к хорошему, большому завтраку.

В доме стало очень жарко, душно даже с открытыми окнами, я не находил себе места, а отец был спокойней, чем обычно. Я бродил по комнатам, выглядывая в окна, ложась на подоконники, осматривая прищуренными глазами землю. Наконец отец задремал в шезлонге, я пошел в мою комнату, переоделся в майку и тонкий жилет с карманами, заполнил их полезными вещами, перебросил через плечо рюкзак и пошел осмотреть подступы к острову и, может быть, свалку, если там не будет слишком много мух.