Читать книгу "Монреальский синдром - Франк Тилье"

Две серии убийств — по ряду признаков близких, но далеко отнесенных одна от другой в пространстве и времени. Существует ли реальная связь между ними? А если он с самого начала идет по ложному пути? А если — может ведь такое быть, в конце-то концов! — свою роль в этой истории сыграл случай? Шестнадцать лет… шестнадцать долгих лет…

Нет, не может все это быть делом случая! Шарко носом чуял неуловимую связь между сериями: и там, и там в наличии одно и то же дьявольское стремление добраться до двух самых важных органов человеческого тела и изъять их, изъять мозг и глаза.

Почему три девушки — в Египте?

Почему пятеро мужчин, среди которых один азиат, — во Франции?

Шарко проглатывал одним духом воду, которую ему регулярно подавала переводчица, и все глубже погружался в преисподнюю. Египетский бог солнца Ра при этом методично поджаривал ему спину, он истекал потом. Снаружи бушевал песчаный ад, снаружи были пыль, москиты, и он томился, он тосковал о своем номере с кондиционером и противомоскитной сеткой.

К несчастью, остальные документы оказались чистейшим вздором, пустой болтовней. Расследование вели спустя рукава. Показания свидетелей: родителей, родственников, соседей — хотя на них и стояла печать прокурора, представляли собой всего лишь несколько разрозненных листочков бумаги, заполненных от руки. Две девушки возвращались с работы, третья шла домой из квартала, где обычно выменивала козье молоко на ткань. Был еще список опечатанного имущества — совершенно бесполезный. Похоже, в этой стране дела об убийстве ведутся примерно так, как во Франции дела о хищении радиоприемника из машины.

И именно здесь, он чувствовал, что-то не срасталось, что-то было не так…

— Скажите, а хотя бы в каких-нибудь документах вам встречалось имя Махмуда Абд эль-Ааля? Стоит ли где-то, кроме этих нескольких страничек, его подпись? — спросил комиссар у Нахед.

Та быстренько просмотрела исписанные листки и покачала головой:

— Нет. Но вы не удивляйтесь тому, что дело выглядит легковесным. Здесь досье всегда такие, потому что бумагам предпочитают действия. Размышлениям — репрессии. Тут все делается вкривь и вкось, все разъедено коррупцией. Вы даже представить себе не можете, до какой степени.

Шарко достал распечатку телеграммы, полученной из Интерпола.

— Вот видите, до Интерпола эта телеграмма дошла больше чем три месяца спустя после того, как в Каире обнаружили тела девушек. И послать ее мог только инспектор, причастный к делу, заинтересованный в нем и очень настойчивый. Порядочный, неподкупный, верный своим ценностям и, возможно, желавший идти до конца.

Он взял со стола пожелтевшие листочки бумаги, бросил их обратно.

— …И при этом меня пытаются убедить, что кроме такой вот ерунды ничего нет, да и не было? Так-таки и ничего? Никаких записей этого инспектора? Даже копии пресловутой телеграммы? Куда девалось все остальное, что должно было быть в этой папке? Вот хотя бы, для примера, где материалы расследования по поводу кетамина, которое наверняка велось, где результаты допросов в аптеках, в больницах?

Нахед пожала плечами, на большее ее не хватило. Лицо молодой женщины было серьезным. Шарко покачал головой, приложил руку ко лбу.

— А знаете, что самое странное? То, что Махмуд Абд эль-Ааль оказался покойником. Удивительно, да?

Переводчица встала, подошла к застекленной двери, выглянула в холл. Охранник стоял не шевелясь.

— Не знаю, что вам ответить, комиссар. Мое дело — переводить, не более того, и…

— Я заметил, как достает вас Нуреддин, как вы всеми способами стараетесь от него увильнуть… и насколько безуспешно стараетесь, тоже заметил. Это что такое? Обмен любезностями? Услуга за услугу? Или обычай вашей страны, который вынуждает вас уступать требованиям этого жирного студня?

— Ничего похожего.

— Я несколько раз видел, как вас пробирает дрожь, пока вы смотрели на эти снимки, когда переводили описание подробностей дела. Вы ровесница погибших девочек. Вы тогда ходили в школу, как и они.

Нахед закусила губу, сжала руки так, что костяшки пальцев побелели. Пряча глаза от парижанина, она взглянула на часы:

— У нас уже скоро встреча с Микаэлем Лебреном, и…

— …и я не собираюсь идти на эту встречу. На то, чтобы выпить французского вина, у меня будет достаточно времени во Франции.

— Он может обидеться.

Шарко взял со стола фотографию улыбающейся девочки и положил ее перед Нахед.

— Мне плевать на дипломатию и птифуры. Вам не кажется, что погибшие девочки заслуживают того, чтобы мы ими заинтересовались, имеют на это право?

Повисла тягостная пауза. Нахед была настоящей красавицей, а Шарко знал, что у таких красивых женщин сердце обычно холодное. Но в сердце этой египтянки он чувствовал незаживающую рану, открытую рану, и из-за этого взгляд ее агатовых глаз порой затуманивался.

— Ладно. Чем я могу быть вам полезна, комиссар?

Комиссар, в свою очередь, подошел к двери, выглянул и понизил голос:

— Ни один из работающих в этом комиссариате полицейских не станет со мной разговаривать. Лебрен — сотрудник посольства, стало быть, руки у него связаны. Найдите мне адрес Абд эль-Ааля. Скорее всего, у него были жена, дети… братья… Мне хотелось бы с ними поговорить.

Помолчав, Нахед кивнула:

— Попытаюсь, но вы…

— Можете быть уверены, я умею держать язык за зубами и вас не подведу. Когда мне вернут мобильник, позвоню Лебрену, скажу ему, что неважно себя чувствую — жара, усталость… — и извинюсь за то, что не смогу прийти. Скажу, что завтрашний день намерен снова провести в комиссариате, чтобы доделать все, чего требует моя командировка. А вам предлагаю встретиться со мной в отеле в двадцать часов. Надеюсь, у вас уже будет адрес.

Она поколебалась.

— Нет… не в отеле… Вы возьмете такси и… — она нацарапала несколько слов на клочке бумаги, протянула ему, — и дадите водителю эту бумажку. Он поймет, куда вас отвезти.

— Куда же?

— К церкви Святой Варвары.

— Святой Варвары? Как-то не очень по-мусульмански звучит!

— Церковь находится в коптском квартале старого Каира, на юге города. Варварой звали юную девушку, которую мучили и казнили за то, что она попыталась обратить своего отца в христианство.

19

Больница Фрейра, иными словами, одна из клиник Лилльского университетского медицинского центра, — двухэтажный бетонный монстр, где нашли себе приют все отклонения в человеческой психике. Здесь содержатся шизофреники, параноики, психопаты, те, причиной душевной болезни которых стала травма. В конце дня Люси вошла в суровое здание, спросила у девушки в окошке, как пройти к месье Сенешалю. Лучше уж она сама расскажет Людовику о гибели его старого друга Клода Пуанье. Девушка направила ее на второй этаж, в отделение доктора Денкера.