Читать книгу "Радио Судьбы - Дмитрий Сафонов"

И треск в наушниках (или ему это просто показалось?) стал издевательским. Торжествующим. Злорадным.

Издалека, словно через подушку, он услышал перебои в работе двигателя. Рано или поздно это должно было случиться. Все когда-нибудь кончается. В том числе и керосин в баке.

Он снова взглянул на то, что лежало под ним. Увидел металлический блеск, играющий в лучах солнца.

«Это конец! – пронеслось в голове. – Как бы я хотел упасть прямо на тебя! И ведь... упаду».

С затаенным интересом, будто наблюдая за происходящим со стороны, он увидел, как чья-то красная рука – нереально распухшая рука, словно накачанная кровью, дрожащая и бьющаяся, с трудом преодолевающая каждый сантиметр пространства – ползет к кнопке зажигания. Она не двигалась в воздухе, а именно ползла, как дождевой червь в сырой земле. Отвоевывала миллиметр за миллиметром.

Пилот чувствовал, как мышцы сводит мучительной судорогой, но... Это уже не имело значения. Еще несколько секунд... может быть, минут – и его мышцы превратятся в куски паленого дымящегося мяса, розовыми волокнами забрызгают изнутри стекла кабины, разлетятся на мелкие части, как беф строганов... Так чего их жалеть?

Он продолжал бороться. Он не сдавался. Он хотел упасть на эту блестящую металлическую тварь, что лежала прямо под ним, между деревьями. Все дело в ней – он это чувствовал.

ОНА была причиной этого треска. ОНА засосала машину, как щепку в водоворот. ОНА не давала ему двинуться с места. ОНА притягивала к себе одиннадцать душ, сидевших в вертолете, и его собственную – двенадцатую и далеко не самую худшую.

И он готовил для этой твари сюрприз. Сейчас он отключит двигатель, тот чихнет, лопасти замрут в воздухе... Станет тихо-тихо, спокойно и хорошо. И тогда, с высоты в один километр, мертвая машина рухнет вниз и погребет под своими обломками эту ГАДОСТЬ, взявшуюся неизвестно откуда.

Тогда... Он не успел додумать. Внезапно наушники превратились в электроды. Мощный разряд пробил мозг. Треск на какую-то долю мгновения стал не просто громким – оглу шительным. Пронзительным. Перед глазами все погасло, словно кто-то выключил свет, и больше он ничего не почувствовал.

Мертвое тело навалилось на ручку управления. Машина заходила в пике, слишком крутое для вертолета.

Рука пилота безжизненно болталась, с кончиков пальцев капали мелкие капли крови. Этот треск раздавил его.

Вертолет, набирая скорость, приближался к земле. Широкие лопасти со свистом рассекали застоявшийся от жары воздух. Жадная земля неумолимо тянула машину к себе.

Лопасти коснулись верхушек деревьев, лес ответил россыпью зеленых брызг. Через мгновение раздался взрыв – второй за это утро, с промежутком чуть больше часа.

Отвесного падения не получилось. Труп пилота продолжал управлять падающей машиной, уводить ее в сторону от металлического предмета, лежавшего между деревьями.

Он не сумел сделать то, что задумал. Он погиб, так и не узнав, что это все равно было бы БЕСПОЛЕЗНО.

* * *

Одиннадцать часов две минуты. Голицына. Центр космической связи и информации.

– Что это? – Диспетчер, сидевший за одним из компьютеров, поперхнулся и пролил горячий кофе на клавиатуру. К счастью, здесь и мониторы, и клавиатура, и мышки – все были устойчивы к так называемым «бытовым травмам». А пролитый на клавиатуру кофе, если верить статистике, – самая частая бытовая травма компьютера.

Диспетчер отставил стаканчик в сторону. Машинально зафиксировал время и подвел курсор мышки к неизвестному объекту на экране. Правая кнопка – клик! – увеличение.

– Какая-то...

Его смена началась в девять – в это время новейший спутник «Щит-8» только появился над территорией России. До сих пор все было в порядке – диспетчер просматривал изображение страны из космоса, время от времени переключался в режим сканирования посторонних электромагнитных излучений и, не обнаружив ничего особенного, снова возвращался в режим визуального наблюдения.

Вся Россия лежала перед ним, как на ладони. Он проследил за Байкало-Амурской магистралью, увидел, как длинный состав вылезает из Северо-Муйского тоннеля, крикнул соседу: «Червяк! Два – ноль!» Сосед, молодой парень с нашивками старшего лейтенанта (здесь, на третьем подземном этаже Центра не носили пагонов и кителей – только мягкие нашивки на стандартной темно-синей униформе), раздосадовано покачал головой. Это было у них вроде игры. Увидеть состав, выезжающий из самого длинного в мире железнодорожного тоннеля, за то время, пока спутник проходит над зоной интереса, считалось большой удачей. За это счастливчик зарабатывал очко. Теперь он вел со счетом два – ноль и мог не сомневаться, что в ближайшую неделю старлей не отыграется.

Затем он любовался Байкалом. Каждый год он давал себе зарок провести отпуск на Байкале, но жена предпочитала более традиционный Крым, а за границу его не отпускали из соображений секретности. Еще не кончилась подписка о неразглашении, которую он продлевал раз в три года. Если не продлеваешь подписку – автоматически лишаешься работы. Стало быть, следуешь к новому месту прохождения службы. А это не так уж и здорово. Лучше служить в Голицыне, чем где-нибудь на Чукотке. Он это знал. Более того – он это видел. Каждую смену. И Чукотку давно разглядел во всех подробностях.

Он сидел за большим двадцатипятидюймовым монитором и в режиме реального времени отслеживал все, что творится на планете. Старлей был его дублером. За другими четырьмя пультами сидели коллеги с опытом работы поменьше. Они еще раз отсматривали «картинку», но уже в записи. Это называлось «подтирать сопли». Почти никогда не было такого, чтобы он чего-то не заметил сразу. Он был профессионалом высочайшего класса и «соплей» после себя не оставлял.

Ему нравилась эта работа. Всякие реальные шоу типа «За стеклом» сильно проигрывали по сравнению с тем, что он видел каждую смену на экране своего монитора.

Он прибывал на службу в гражданской одежде, оставлял ее в шкафчике в раздевалке, проходил через душ и еще какую-то штуку, вроде мощной ультрафиолетовой лампы (каждый раз полагалось надевать темно-синие очки, но кожа при этом ничуть не краснела, как это бывает при солнечном ожоге), затем оказывался в другой раздевалке и уже из другого шкафчика доставал темно-синюю униформу с мягкими нашивками. Еще один плюс – униформу не приходилось ни стирать, ни гладить, все делали за него. Кто – он не знал, да это было и не важно.

Темно-синяя униформа и мягкие белые тапочки с плоской подошвой: на всех шести подземных этажах Центра всегда царила тишина, если не считать приглушенного гудения системы вентиляции.

На левом лацкане красовалась пластиковая табличка. Перед тяжелой бронированной дверью красный глаз сканирующего устройства считывал с таблички его данные, анализировал их, и после этого дверь открывалась. Кроме того, он знал, что где-то в одежде зашит индивидуальный датчик, позволявший службе безопасности Центра отслеживать все его перемещения. Здесь не приветствовались праздные прогулки, у каждого сотрудника имелся свой, четко разработанный маршрут следования от раздевалки до рабочего места, и стоило кому-то отклониться от него, как строгий голос из невидимых динамиков предупреждал нарушителя, что он зашел в запретную зону. И все знали, чем это грозит. Излишняя любознательность могла обернуться неожиданной автомобильной катастрофой. Или скоропостижной смертью от острой сердечной недостаточности. Но люди, работавшие в Центре, понимали это и старались не совершать фатальных ошибок.