Читать книгу "Ночь для двоих - Шерри Томас"

Вир продел ее руки в рукава блузки.

— Ну, я сказал, что мы будем счастливы, если она согласится нас сопровождать, но, насколько я понял, она слишком устала после вчерашнего путешествия. С непривычки, наверное. Она сказала, что предпочла бы сегодня отдохнуть.

Элиссанда даже не заметила, что маркиз застегивает на ней блузку.

— Я так и думала, — сказала она. — Но неужели вы не понимаете? Я не могу ее оставить. Она плохо себя чувствует в мое отсутствие.

— Ничего подобного. Я познакомил ее со своей экономкой, и они отлично поладили.

— С вашей экономкой? — Откуда у него экономка? У такого придурка и дома-то быть не может. За последние тридцать шесть часов она неоднократно думала о том, где он живет и с кем.— Ваша экономка в городе?

— Конечно. Я обычно не закрываю городской дом до начала сентября.

У него есть дом в городе, а они живут в отеле?

— Я бы хотела повидаться с тетей. — У Элиссанды не было веры в то, что он способен нанять хороших слуг.

Однако она была приятно удивлена, познакомившись с миссис Дилвин. Это была пухлая коротышка лет пятидесяти или чуть меньше, немногословная и педантичная. Она записывала в тетрадь все, что произошло после ее прибытия в отель в восемь часов утра: количество жидкости, поглощенное тетей Рейчел, все визиты в уборную и точное число капель опия, принятых ею. Элиссанда отметила, что тетя приняла на три капли больше, чем обычно, вероятно, чтобы ослабить ужас, вызванный предложением лорда Вира вернуться в Хайгейт-Корт.

— Я же вам говорил, — сказал супруг, — миссис Дилвин прекрасно справится с вашей тетей. Она меня безбожно балует, стоит мне хотя бы раз чихнуть.

— Моя мама последние два года своей жизни была прикована к постели. Лорд Вир был настолько добр, что позволил ей жить в моих комнатах, и я могла заботиться о ней, — сообщила миссис Дилвин.

— Мне она нравилась, — заявил Вир. — Она часто повторяла, что я самый красивый человек из всех живущих.

Так и есть, сэр, — сказала миссис Дилвин, как показалось Элиссанде, с неподдельной искренностью.

Лорд Вир улыбнулся.

Миссис Дилвин наклонилась к Элиссанде и шепотом спросила:

— Миссис Дуглас не страдает запорами? Моя мама страдала.

— Да, к сожалению, это у нее бывает, — сказала Элиссанда, — и еще она не любит овощи и ненавидит чернослив.

— Мама тоже не любила чернослив. Посмотрим, может быть, ей больше понравятся сушеные абрикосы?

— Спасибо, — изумленно пробормотала Элиссанда. Она не привыкла, чтобы кто-то делил с ней ее заботы.

Она даже не взглянула на тетю Рейчел, которая сладко спала, и вышла вслед за лордом Виром из ее комнат.

— Поторопитесь, иначе мы опоздаем на поезд.

Элиссанда сделала последнюю попытку отсрочить визит:

— А может быть, нам не обязательно ехать? Тем более так скоро?

— Обязательно. — Тон лорда Вира не допускал возражений. — Неужели вы не хотите, чтобы человек, вырастивший вас, познакомился с вашим замечательным мужем? Признаюсь, я взволнован. У меня никогда не было двоюродного дяди... или кем он мне приходится? Мы прекрасно уживемся, он и я.

Как художник Фредди был обязан своим становлением Анжелике. Именно она, увидев его карандашные рисунки, рекомендовала ему попробовать себя в акварели, а потом и начать писать маслом. Она осилила скучнейшую книгу о хроматографии масляных красок и изложила для него самые главные моменты. Она познакомила его с работами импрессионистов, давала читать журналы по искусству, которых в ее доме было великое множество.

Он никогда не мог работать, Когда кто-то находился рядом. Кроме нее. С самого начала она находилась рядом, обычно с толстой книгой, которую с увлечением изучала. Время от времени она зачитывала ему научное обоснование того, почему наличие свинцового сахара в краске приводит к быстрому потемнению картины, пикантный сонет Микеланджело, посвященный красивому молодому юноше, или рассказ о печально известном Салоне отверженных[16]1863 года.

Так что работа с ней была бы чрезвычайно удобной и полезной.

Если бы не ее нагота.

Анжелика лежала на кровати, установленной в студии ее слугами, на боку, спиной к нему. Ее голова покоилась на руке. И читала «Сокровища искусства Великобритании».

Ее волосы были распущены и свободно падали на спину — роскошная грива, каштановая с примесью охры. Ее кожа светилась, и создавалось впечатление, что сияние идет изнутри. Изящные формы ягодиц заставляли Фредди сильнее стискивать пальцами карандаш, и это не говоря о ее груди и темном треугольнике внизу живота, которые отражались в установленном перед ней зеркале.

Ему приходилось поминутно напоминать себе, что его цель — искусство и прославление красоты. Привлекательность ее тела была такой же частью природы, как гладкая кора березы или залитая солнцем гладь деревенского озера. Фредди следовало думать о формах, цвете, игре красок.

Не получалось. Ему хотелось отбросить карандаш и бумагу, подойти к этому изысканному сочетанию форм и цвета и...

Он опустил глаза и уставился на свой набросок. Не помогло. Он уже сделал несколько зарисовок: общий план картины, волосы и профиль, средняя часть тела и то, что он видел в зеркале.

— Знаешь, Фредди, до возвращения из Франции я думала, что после интрижки с леди Тремейн ты стал мрачным и ожесточенным. А ты такой же, как был.

Это было в манере Анжелики — поднимать самые неожиданные вопросы. Фредди взглянул на девственно чистое полотно.

— Прошло много времени, Анжелика. Четыре года.

— Но ты вылечился?

— Она не была болезнью.

— Ладно, ты оправился от потери?

— Понимаешь, она никогда не была по-настоящему моей. — Он достал из коробки остро отточенный карандаш. — Думаю, я знал с самого начала, что у нас мало времени.

Он был по-настоящему счастлив с леди Тремейн. Но в их отношениях всегда присутствовал элемент тревоги. Когда она помирилась с мужем, его сердце было разбито, но он не озлобился, посчитав такой поворот событий не предательством, а окончанием прекрасного периода своей жизни.

Фредди перевернул страницу и сделал набросок ног Анжелики, желая иметь возможность провести ладонями по гладкой прохладной коже.

Леди Тремейн однажды сказала, что Анжелика влюблена в него. Фредди редко подвергал сомнению мнение любимой женщины, но именно это высказывание прозвучало, когда она уже решила помириться с супругом, а значит, хотела, чтобы Фредди тоже устроил свою жизнь. С кем угодно.

Если Анжелика и была в него влюблена, то уж точно не давала никакого повода так подумать. А если леди Тремейн и была права, прошло уже четыре года, слишком долгий срок, чтобы привязанность сохранилась.