Читать книгу "Сельва умеет ждать - Лев Вершинин"

Он шел наравне со всеми. И даже лучше многих.

Он был на своем месте.

Дгаа среди дгаа.

Нгуаби.

На пятые сутки похода пришло долгожданное донесение от М'куто.

Молоденький двали, востроглазый и юркий, как ящерица, вынырнул из колючих кустов совсем бесшумно, дыхание его было ровным, на жилистом теле — ни одной царапины.

Посланец пытался говорить, сохраняя на лице спокойное достоинство, но получалось плохо: то и дело губы растягивались в улыбке, а глаза вспыхивали двумя счастливыми звездами.

Новости того стоили.

Перехвачен обоз врага. Потерь нет. Охрана из трех воинов нгандва перебита. Если великий нгуаби изволит приказать, он, Барамба б'Ярамаури, укажет путь к месту славной битвы!

Нгуаби изволил.

А спустя час и убедился: юнец не преувеличил.

На месте стычки все было спокойно.

Два короткогривых нуула мирно пощипывали травку, победители, присев на корточки, тихо беседовали с пленными, М'куто с новеньким карабином в руках расхаживал около горки трофеев: мешков с рисом, ящиков и тюков, попинывая время от времени лежащие навзничь трупы в пятнистых камуфляжках.

Доклад Следопыта был краток:

— …одного, вон того, крайнего, взяли живым. Вырвался. Пытался удрать. Пришлось прикончить.

Он ждал похвалы. И дождался бы, не вмешайся Мкиету.

— Не хвали их, нгуаби. Они действовали храбро, но они разведчики, а не бойцы. Все мы оглохли бы и ослепли, случись с ними беда…

— Их следует высечь, — подтвердил Убийца Леопардов, играя бичом. — Но позже. А вообще-то, — гигант фыркнул и подмигнул оробевшим дозорным, — вы молодцы. Не так ли, мудрый мвамби?

— Не спорю, — все еще хмурясь, согласился Мкиету. И усмехнулся.

— Ладно, живите…

Дмитрий сгреб всех пятерых в охапку, и юноши молча прижались к нему, не пытаясь оправдываться.

Быстро допросили пленных.

Как и следовало ожидать, троица носильщиков, молоденьких дгаа из Межземья, хоть и глядела на великого нгуаби с откровенным восторгом, не сообщила ничего полезного.

Старики велели им идти, они повиновались.

Вот и все.

Махнув рукой, Мкиету велел мальчишкам умолкнуть и повернулся к бритоголовому хозяину нуулов.

Этот смотрел почтительно, но без робости.

Он — ттао'кти. Он знает: ни лесные люди, ни народ гор не причиняют вреда вездесущим пронырам, разносящим по глухим селениям серую соль и бруски желтой бронзы. Если великому нгуаби нужны новости — очень хорошо; нет ничего проще! У-Мбоу готов к честному обмену…

Брат-лесовик — не здешний. Он уроженец далеких равнин окраинного юго-запада, и речь его, похожая на птичий клекот, в полной мере доступна одному лишь многомудрому Мкиету. Старейшина слушает долго, сосредоточенно, время от времени переспрашивая. Затем, удовлетворенно кивнув, развязывает кожаный кисет. Три озерные жемчужины падают в подставленную ладонь, и У-Мбоу почтительно склоняет голову.

— Пусть мое жалкое знание пойдет тебе на пользу.

— Пусть пойдет тебе на пользу некрупный жемчуг дгаа, — степенно отвечает мвамби.

Оба на миг застывают. Затем ттао'кти, не спрашивая дозволения, уходит к нуулам. Ему больше нечего сказать.

Спустя миг Дмитрий узнает купленные вести.

Им удалось перерезать караванный путь врага. Совсем скоро здесь же пройдет еще один обоз из Макка-каури. Это будет большой, богатый обоз! Одних нуулов, если верить У-Мбоу, собрано почти три десятка, а есть еще и семь оольих упряжек. Охраны немного. Равнинные люди спокойны и беспечны.

Дмитрий смотрит на Мкиету. На H'xapo. На Мгамбу.

Слов не нужно.

— Да, — отвечает мвамби.

— Да, — подтверждает сержант.

— Да, сэр, — кивает ефрейтор. Решено.

— Сержант!

— Да, сэр!

— Распорядитесь…

— Так точно, сэр!

…Всем известно: сельва не любит чужих. Но и к родным детям неласкова влажная глушь, заросшая шипастым кустарником. Даже любимцам своим, людям дгаа, далеко не везде позволяет она устроить привал. Тропа узка и прихотлива. Порою целыми днями вьется она меж зыбучих трясин или петляет, прижавшись к отвесным кручам. Но если и откроется мирная полянка, не спеши радоваться, путник! Очень возможно, место уже облюбовано и обжито умг'ттао, лесной мелочью. Страшнее отравленных плевков Слепца Ваанг-Нгура злобно жужжащие тучи потревоженных москитов, клещей и слепней. Ни наилучший из охотников, ни терпеливый нуул, ни толстокожие оолы не способны выдержать их атаку, а в преследовании беглеца гнус неутомим. Разве что в воде можно спастись, но и вода в чащобе встречается далеко не везде, подчас приходится довольствоваться гнилыми лужами и платить за утоление жажды кровавым поносом, выпивающим все силы без остатка.

— Эй, человек!

Мкиету щелкает пальцами, подзывая ттао'кти.

Еще пять капель застывшего рассвета перекочевывают из кожаного мешочка мвамби в маленький туесок, висящий на поясе бритоголового, и брат-лесовик, трижды хлопнув в ладоши, прикладывает к сердцу сжатый кулак. Хвала щедрым! Светлый Тха-Онгуа свидетель: три луны, считая от этого мгновения, У-Мбоу принадлежит почтенному старцу. Что же касается удобного места для стоянки, то оно совсем рядом…

Полчаса спустя около узенького, удивительно чистого родника уже встали костяки легких навесов, и нежными цветками распустились крохотные, почти бездымные костерки…

Вытянув натруженные ноги, Мкиету качает головой.

Будь здесь побольше зрелых мужчин, он посоветовал бы великому нгуаби обойтись без огня. Но двали пока еще не привыкли к чащам Истинной Сельвы. Им всюду видятся сонмища злых демонов, готовых к нападению, даже уханье безобидной ночной свау способно разжижить их кровь. Поэтому мвамби не возражает сержанту. Он молчит, но брови его сдвинуты на переносице. В славные прежние времена юноши дгаа не нуждались в поблажках…

Впрочем, недостаток опыта двали с лихвой восполнили усердием и сноровкой. Обустроить привал успели еще до наступления сумерек. Наскоро перекусили. А потом полумрак сгустился, и к лагерю подступила непроглядная тьма.

Она казалась живой. То тяжко вздыхала, то глухо взрыкивала, то вздрагивала от топота кого-то неразличимо большого, а то и взрывалась ревом вышедшего на охоту клыкача…

Порыв ветерка, влажного и липкого.

А вместе с ним — странный, почти человеческий крик…

Часовые замерли.

Крик повторился, щемя сердце безысходной тоской.