Читать книгу "Флиртаника всерьез - Анна Берсенева"

– А что ты делаешь? – улыбнулась Катя. – У тебя же глаза закрыты.

– Сам не знаю.

– Ты думаешь, да?

– Нет. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. А ты?

– Нормально.

– Болит голова?

– Не очень.

– Я котлеты пожарила, – вздохнув, сказала Катя. – Доктор говорит, тебе уже практически все можно, но все-таки лучше диетическое питание. А они как раз диетические, из индюшатины.

Все два месяца, которые Игорь лежал в больнице, он был так мрачен, что она его не узнавала. И терялась, не понимая, чем его развлечь, развеселить.

– Они теплые еще. Подать?

Он поморщился.

– Катя, сколько я тебя просил, не говори «подать». Ты не прислуга. Да сейчас и прислуга так не говорит, по-моему.

Слово «подать» казалось ей самым обыкновенным. Так говорила бабушка, когда маленькая Катя болела, лежала в кровати, и та предлагала ей то медку, то малинового вареньица.

– Не обижайся, – сказал Игорь. – Иди сюда, посиди.

Катя села на стул рядом с его кроватью, он взял ее руку, перевернул ладонью кверху, погладил. Катя наклонилась, поцеловала его, прижалась щекой к его виску и тут же отпрянула, подумав, что может сделать ему больно: врач ведь сказал, что сотрясение у него очень сильное и голова болит постоянно. Наверное, Игорь понял, почему она отшатнулась, – он в самом деле видел ее насквозь, и не только ее, но все, что она делала. Он сел на кровати, обнял ее и негромко сказал:

– Все будет хорошо, Катенька. Скоро я отсюда выйду, и все наладится.

Она не знала, что значит для него «наладится», но верила всему, что он говорил. Да и какая разница, что это значит? С той минуты, когда Катя впервые услышала его голос в телефонной трубке, она перестала думать о себе. Ее желания и стремления – да и были ли они у нее когда-нибудь? – не имели никакого значения по сравнению с желаниями и стремлениями этого необыкновенного, совсем ей непонятного человека.

Как все-таки хорошо, что ее подвезут до дома, в котором назначена следующая демонстрация! Она не позволяла себе думать, что устает, и не думала. Но когда он взял стоящие в прихожей коробки, Катя вдруг почувствовала, что сама просто не смогла бы их поднять. Это было очень странно. Она ведь всего час назад внесла коробки в эту квартиру, и ей вовсе не казалось тогда, что они набиты свинцовыми болванками.

Он вынес коробки на улицу к машине, положил их в багажник, открыл перед Катей дверцу. Все это время Катя почти не смотрела на него. Ей было так хорошо и спокойно, как будто она не вышла на слякотную мартовскую улицу, а, наоборот, оказалась в каком-то теплом и защищенном пространстве. И только когда он завел машину, она наконец взглянула на него – совсем коротким взглядом, чтобы он не подумал, будто она его изучает.

Ей показалось, что она видит не человека, а сплошное сияние; она даже зажмурилась.

Только через несколько мгновений она поняла, что это странное впечатление происходит, наверное, от его взгляда. У него были очень светлые глаза, к тому же он смотрел очень внимательно, и смотрел на Катю. Она растерялась – в ней не было ничего, на что стоило бы так внимательно смотреть.

– Может, я все-таки сама? – наконец спросила она; молчать было тоже как-то неловко. – Здесь же правда очень близко, а вы же после работы.

– На машине будет быстрее. Меня зовут Игорь.

– А… по отчеству? – зачем-то спросила Катя.

С одной стороны, правильно спросила, не по имени же его называть, но, с другой стороны, через десять минут она выйдет из его машины, и никогда его больше не увидит, и не все ли равно, как его зовут?

Он улыбнулся – почти незаметно, самым уголком губ, но она заметила.

– Владимирович. Вы где живете, Катя?

– У Покровских Ворот. Только туда меня отвозить не надо! Я же еще одну демонстрацию здесь рядом буду проводить, а это долго.

– Куда ехать? – спросил он.

Катя показала, куда ехать, потом он спросил, давно ли она работает в «Крабисе», потом включил музыку. Музыка из магнитолы полилась необычная, не попса и даже не джаз, а какая-то красивая мелодия. Только очень тревожная, как будто тот, кто ее придумал, был одинокий, кого-то безответно любил и сильно страдал.

– Это какой композитор? – спросила Катя.

– Астор Пьяццола. Аргентинское танго. Вы любите музыку?

– Да, очень. Я даже училась в детстве на пианино, но выучиться не сумела. У нас дома инструмента не было, а если только на школьном заниматься, то ничего не получится.

– Это заметно, – помолчав, сказал Игорь Владимирович.

– Что заметно? – не поняла Катя.

– Что вы любите музыку. И что не сумели выучиться.

– Как же это можно заметить, да еще прямо сразу? – удивилась она.

– Можно. – Он снова улыбнулся. Когда в уголке его губ появлялась вот эта еле заметная улыбка, Катино сердце почему-то начинало биться тревожно. Или просто в такт музыке Астора Пьяццолы? – У вас все на лице написано.

Кате стало стыдно. Она была уверена, что на лице все может быть написано только у глупых людей. Глядя не на нее, а на дорогу, Игорь Владимирович сказал:

– Стыдиться не надо. Это у вас не от глупости, а от простодушия. А простая душа, извините за красивое слово, Божий дар.

Все-таки его слова ужасно смущали ее, просто вгоняли в краску! Хорошо, что ехать было совсем близко. Игорь Владимирович очень скоро остановил машину рядом с домом, где у Кати была назначена очередная демонстрация.

Он достал из багажника ее коробки и отнес их к лифту. В подъезде стоял полумрак, в котором его глаза почему-то казались еще светлее. Их словно освещал изнутри холодный огонь; в этом было что-то пугающее. В детстве Катя видела по телевизору северное сияние, и теперь вспомнила те небесные сполохи.

– А визитная карточка у вас есть? – спросил Игорь Владимирович, когда двери лифта уже открылись. – Как же я смогу купить пылесос?

– Конечно! – спохватилась Катя. – Мне на фирме сделали. Только телефон указан домашний, потому что мы же на таких условиях работаем, что…

– Я знаю условия сетевого маркетинга. До свидания, Катя. Успешной демонстрации.

Как только его высокая фигура исчезла за закрывшимися дверями лифта, Катя вздохнула с облегчением. Какие все-таки странные у него глаза!

Когда всего через три дня она услышала его голос по телефону, то ей показалось, будто этот холодный огонь каким-то загадочным образом касается ее даже на расстоянии, хотя она его и не видит.

– Здравствуйте, Катя, – сказал Игорь Владимирович. – Я хотел бы с вами встретиться.

– Насчет пылесоса? – пролепетала она.

Она так растерялась, что едва сумела произнести хоть что-нибудь.