Читать книгу "Музеи смерти. Парижские и московские кладбища - Ольга Матич"

На Новодевичьем хоронили аристократию: Гагариных, Голицыных, Трубецких, Волконских, Долгоруких, – а также представителей духовенства, богатых купцов, ученых, писателей. Всего насчитывалось около трех тысяч могил, но большая их часть была ликвидирована в советское время (старейшие захоронения сохранились только в Смоленском соборе). Некоторые памятники, стоявшие у стен кладбища, потом были задействованы на других могилах, но главным образом их использовали, как и всюду, в качестве строительного материала. Монастырь закрыли в 1922 году; все его здания, старое и новое кладбища были взяты под охрану государства. Часть территории превратилась в музей, изначально – Музей раскрепощения женщины, вполне «остроумно» отсылавший к женскому монашеству; бо́льшая часть была отдана под жилое пространство. Из любопытного: в конце 1920‐х авангардист Владимир Татлин получил мастерскую в монастырской колокольне; именно там он работал над своим знаменитым безмоторным летательным аппаратом «Летатлин»[273].

Как пишет Михаил Артамонов, «в некрополе Ново-Девичьего монастыря до его „реконструкции“ было свыше 2000 захоронений. После – сохранилось только около сотни»[274]. Особенно сильное разорение кладбища пришлось на конец 1920‐х – начало 1930‐х годов. Памятники, не имеющие историко-художественного значения, ликвидировались в первую очередь; осталось несколько могил конца XVIII (одна из них принадлежит А. А. Яковлеву, деду Герцена) и начала XIX веков. Вполне предсказуемо сохранились могилы декабристов[275] и военных героев, некоторых ученых и писателей. Из писателей начала и середины XIX века там лежат Иван Лажечников («Ледяной дом»), Михаил Загоскин («Юрий Милославский»), гусарский поэт Денис Давыдов (с. 1839), Алексей Писемский («Тысяча душ»), поэт Алексей Плещеев. На могиле Плещеева (с. 1893) не так давно восстановили портретный бюст из белого камня. На могиле Давыдова новый надгробный памятник (уже на реставрации) (ил. 1), прежде у него стояло распятие на голгофе.

Ил. 1. Денис Давыдов

Ил. 2. Сергей Михайлович Соловьев (В. А. Кафка)

Друг подле друга находятся захоронения двух поколений Соловьевых: известного историка Сергея Михайловича (с. 1879), его сына, философа и поэта, Владимира (с. 1900) и дочери Поликсены, поэта Аллегро (с. 1924)[276]. На фотографии могилы историка 2018 года запечатлен белый памятник с большим крестом и барельефным бронзовым портретом (работа В. А. Кафки) на постаменте (ил. 2). В 1916 году именно такое описание сделал Алексей Саладин, присовокупив к нему фотографию[277]. В советское время крест был снесен – доказательством служит фотография в книге Артамонова, опубликованной в 1995 году. Значит, крест, который мы теперь видим на могиле старшего Соловьева, восстановили позже (редкий случай, когда мне удалось восстановить судьбу старого памятника в советскую эпоху).

Ил. 3. Поликсена Соловьева (Аллегро). Фрагмент часовенного столба

Удалось мне также узнать историю памятников младших Соловьевых. Могила Владимира находится слева от могилы сестры[278]. Это одинаковые фрагменты черных часовенных столбов с колоннами и килевидными арками (ил. 3) – о них шла речь в главе о Донском некрополе. Различие между надгробиями двух поколений сразу бросается в глаза. В 1916 году Саладин писал, что могила философа, на которой стоял временный деревянный крест, «дожидается достойного памятника»[279]. В исследованиях Е. В. Скрынниковой и А. А. Хомутова[280], а также у Николая Сомина я прочла, что на могиле Владимира Соловьева изначально стоял большой белый православный крест, который можно увидеть на архивной фотографии 1929 года, снятой А. Т. Лебедевым, в статье Сомина[281]. А в советское время на могилах брата и сестры Соловьевых установили фрагменты памятника с чьей-то «бесхозной могилы». Как пишет Н. Ф. Трутнева, «стилизованная часовня (начала ХX века) с утраченным завершением (крест) была распилена по вертикали. Вторая половина памятника установлена на могиле сестры»[282]. О том, что надгробие установлено в советское время, свидетельствует и то, как написано о Владимире Соловьеве: сначала «публицист» и только потом «философ». Надо полагать, все три надгробия недавно почистили (памятник отца летом 2018 года был безукоризненно белым).

Что касается эпитафий, о которых я пишу во Вступлении к московским кладбищам, вот шуточная, почти ерническая, автоэпитафия (1892) Соловьева: