Читать книгу "Красная река, зеленый дракон - Михаил Кормин"

Так как он исчез из своего дома.

От Карташевского остались только лишь его бумаги, исписанные множеством непонятных знаков, старые книги на арабском, греческом, немецком и старославянском. А вот могилы его не осталось. Потому что тело таки не нашли. И с того дня, как «формула» была найдена (кажется, произошло это в конце августа) больше о нем никто ничего не слышал.

Жена Григория Ивановича была официально признана вдовой. По старым связям мужа, тянувшимся еще со времен ведомства, она смогла договориться о том, что в будущем выкупит всю землю, примыкающую к его маленькой мызе. После чего она в спешном порядке приобрела имение Руново, располагавшееся чуть севернее когда-то принадлежавшего ее супругу жилища, а затем и мызу в Кобрино. С деятельностью вдовы Карташевского связано много неясностей. Складывается ощущение, что она буквально металась по округе, от одной усадьбы к другой, выкупая их у владельцев. Но застраивать участок у тракта, в последствии ставшего Балтийской железной дорогой, который по негласным договоренностям и так должен был отойти к ней, не собиралась. Только лишь в самом конце уже девятнадцатого века она полностью приобрела права на те поля и леса, включая Новые Маргусы, что стали сегодняшней Карташевской, и названной в честь своей тогдашней владелицы. Многие до сих пор считают, что причиной этого была прозорливость Карташевской, усмотревшей возможность получения прибыли от «дачного бума», накрывшего тогда волной Петербург и его окрестности. Однако, в таком случае следует признать, что Надежда Тимофеевна была провидцем, выкупившем Руново и Кобрино еще в самом начале 1840-х, за тридцать лет до строительства железнодорожного полотна, позволившего петербуржцам превратиться из обычных горожан в дачников, а после и в «зимогоров», как иногда называли тех, кто оставался на дачах зимой, но официально проживал в Санкт-Петербурге. Застраивать саму «дачную колонию Карташевской» начали только в 1890-м.

На самом деле причина действий вдовы бывшего начальника управления духовными делами иноверцев была в другом. Надежде Тимофеевне было известно то, что происходит в окрестностях мызы ее бывшего мужа, вокруг которой она скупала земли и имения. Карташевская пыталось обезопасить людей от того, что выпустил на свободу ее покойный муж. Чувствуя в глубине души, что не смогла вовремя остановить старика. И не нашла ничего лучшего, кроме как заливать пожар творившегося ужаса – деньгами состояния, таявшего день ото дня.

На следующий месяц после бесследного исчезновения Григория Ивановича в окрестных деревнях стали пропадать люди. Некоторых из них находили, других – нет. Найденные были мертвы. Исчезновениями крестьян заинтересовался тайный сыск из Луги, но никаких внятных объяснений того, что происходило в те дни в окрестностях Кобрино и Сиверской, не было предоставлено. Деревни пустели. Надежда Тимофеевна, уверенная, что ко всему происходящему имеет какое-то отношение покойный муж и его эксперименты, не могла сделать ничего, кроме как, сохраняя истинную причину случившегося в тайне, обезлюдить те имения, что располагались ближе всего к дому. Конечно, не все земли удавалось выкупить. Так было, например, с деревней финнов-савакотов Меньково, принадлежавшая наследникам Демидова. Однако, постепенно вокруг усадьбы, принадлежавшей семье Карташевских, образовалась некая зона отчуждения. За пределы которой загадочные смерти не распространялись. Будто затухая кругами на воде от брошенного камня. Некая сила, губившая людей, двигаться в другие части губернии, судя по всему, не могла.

Так продолжалось до 1871-го, пока в Петербург из Забайкальских степей, к своему брату Сультиму, не приехал Жамсаран Бадмаев. Сультим в то время держал аптеку в Петербурге, практиковал лечение травами и уже был известнее в свете как «тибетский» доктор, наделенный тайным знанием. Хотя, родился он в Бурятии. Так же вскоре начали называть и Жамсарана, впоследствии принявшего крещение от престолонаследника Александра. И ставшего Петром Александровичем.

Род Бадмаевых был причастен к тайнам древней медицины. Были напрямую связаны с эмчи-ламами Агинских степей. Но гораздо большей тайной Бадмаевых было то, что они имели способность изгонять злых духов. Род их, берущий свое начало из хуасайских плмен в низовье Онона, существовал еще с тех времен, когда в Бурятии не было учения Будды. Но была вера в силу неба и земли, забытая со временем. Бадмаевы молились Будде и оставляли подношения духам, так же, как делают это в Бурятии до сих пор, и как делали люди до них. Однако раз в год, в день весеннего равноденствия, все представители семейства собирались вместе, чтобы отметить наступление весны, и поприветствовать дух Зеленого Дракона, делавшего степи плодородными, заставлявшего солнце греть землю, а траву – расти и зеленеть, как драконью шкуру. По этой причине Бадмаевых, отличавшихся невероятным долголетием благодаря знанию целебных трав и растений, которое подарили им духи весенней земли, еще называли «драконьей семьей». А всех тех, кто, как и они, имел дар видеть духов и управлять ими – народом Зеленого Дракона. Или – Орденом.

Карташевская познакомилась с Жамсараном, названным отцом в честь гневного божества, защищавшего учение Будды от злых сил, в одном из модных салонов Петербурга, где практиковался «оккультный ренессанс» – все те вещи, которые потом стали называть спиритизмом. В своих попытках прекратить происходящее в те дни близ Сиверской она уже почти отчаялась, прибегая теперь к помощи представителей различных мистических учений. Но и они были бессильны. Она сразу же рассказала Жамсарану о происходящем в доме своего бывшего мужа, памятуя о том, что живущие в Петербурге Бадмаевы происходят из дальних восточных земель. Указав, что не представляет, как ей поступить. Жамсаран согласился помочь. В обмен на вознаграждение. Сультим, выслушав рассказ брата, отказался, сославшись на то, что теперь гораздо больше пользы для людей видит во врачевании и помощи им посредством медицины.

Но сам Петр Александрович, бывший тогда еще Жамсараном, чувствовал необходимость помочь женщине. Вместе с двумя ее старшими сыновьями, Матвеем и Яковом, он отбыл в Руново, и проследовал дальше, по узкой, зажатой между звеневшими песнями кузнечиков полями дороге – в одиноко стоявший дом, чтобы лично удостовериться в правдивости рассказов Надежды Тимофеевны. И, возможно, узнать, действительно ли Карташевскому удалось доказать существование божества. Или же, напротив, его существование опровергнуть?

Дальше рассказывать слишком подробно совершенно нет никакой необходимости.

Из Петербурга в начале лета отбыли трое. А вернулся, через две недели, только один. И был это Бадмаев. Тогда же луг перед домом получил свое название – Матвеевский, и сохранял его до той поры, пока на его месте не появились первые дачи. Сам дом у леса, наследие сенатора, математика и знатока тайных религиозных учений, тоже получил свое название в то лето. В честь Матвея, первенца Карташевского. Причину, по которой дом стали называть именно так, многие вскоре постарались забыть.

Матвея убил, раздавив его голову, словно яичную скорлупу голыми руками, собственный брат Яков. Сраженный затем выстрелом Бадмаева, в спешке покидавшего одиноко стоявший на краю темного леса дом. Оба сына Карташевского так и остались лежать тогда на лугу, под ночным небом, под редкие крики летучих мышей, молниеносными тенями круживших над высокой травой. А Жамсаран, прибыв в город, сразу же отправился на Малую Московскую, к Карташевской. И долго рассказывал ей о том, что понял и увидел в доме. И о том, как ее дети медленно сходили с ума, изучая записи отца и стараясь вникнуть в то, что тот смог узнать в своем уединении, вдалеке ото всех.