Читать книгу "Дом голосов - Донато Карризи"

Женщина не сразу поняла, что опасности нет.

— Извините, — сказала она, торопясь привести себя в порядок, явно смущенная тем, что ее застигли в таком состоянии. Тыльной стороной ладони отерла слюну, скопившуюся в уголках губ, поправила упавшие на лоб волосы, на самом деле всячески стараясь скрыть кровоподтек.

— Что с вами случилось? — спросил психолог.

— Не знаю, — ответила она. — Кажется, на меня напали.

Изумленный, Джербер вдумался в услышанное. Кто мог сотворить такое и почему?

— Это случилось утром, по дороге сюда?

— Нет, вчера вечером, после одиннадцати.

Джербер понял, что женщина провела здесь всю ночь. Он не стал задаваться вопросом, почему она не вернулась в гостиницу, ибо вспомнил старую пластинку, которая звучала на пустынных улицах Флоренции. «Простые радости».

— Не хотите рассказать мне, как это произошло?

— Я вышла из отеля «Пуччини», у меня кончились сигареты, хотела найти автомат. Опустился туман, густой-густой, и я, наверное, заблудилась. Немного погодя услышала рядом чьи-то шаги. Кто-то схватил меня, толкнул, опрокинул на землю. Я ударилась лицом, думала, что меня хотят ограбить, но нападавший убежал. Больше я ничего не помню. — Она помолчала. — Ах да, — добавила она, спохватившись. — Когда я пришла в себя, у меня в руке было это…

Она раскрыла ладонь и показала Джерберу маленький предмет.

Черную пуговицу.

Психолог взял ее в руки, пристально рассмотрел. На ней даже оставалась оборванная нитка.

— Нужно пойти в полицию, — сказал он.

— Нет, — тотчас же ответила Ханна. — Пожалуйста, не надо, я не хочу!

Джербера поразила такая реакция, явно чрезмерная.

— Ладно, — согласился он. — Но давайте пройдем ко мне: нужно что-то сделать с этим синяком.

Он помог Ханне подняться, отпер дверь и повел ее по коридору. Вдобавок к шишке на голове Ханна хромала. Более того, складывалось впечатление, будто она до сих пор в шоке. Поддерживая ее, Джербер оказался очень близко, он чувствовал теплый запах, исходящий от неизменного черного свитера. Совсем не противный. В глубине, под дешевым мылом, потом и табаком, в нем таилась какая-то сладость. Пьетро усадил Ханну в кресло-качалку.

— Тошнота, головная боль?

— Нет, — отвечала она.

— Тем лучше, — заключил он. — Поищу что-нибудь, чтобы приложить к лицу.

Он спустился в бар на углу и вскоре вернулся с колотым льдом, завернутым в салфетку. Ханна курила свою первую «Винни», но, когда она подносила сигарету к губам, Джербер заметил, что рука у нее дрожит больше обычного.

— Я мог бы раздобыть для вас рецепт, — предложил он, вообразив, будто ей не хватает препаратов.

— Спасибо, не нужно, — вежливо отказалась она.

Гипнотизер не стал настаивать. Он опустился рядом с ней на колени и, не спрашивая разрешения, поднял ей подбородок кончиками пальцев и чуть отодвинулся, разглядывая синяк. Ласковыми прикосновениями он поворачивал ее лицо то вправо, то влево. Ханна не противилась, наоборот, стремилась заглянуть ему в глаза. Он сделал вид, будто этого не замечает, но такая непредвиденная близость начинала смущать его. Он ощущал ее дыхание у себя на лице и был уверен, что она ощущает то же самое. Он осторожно приложил лед к скуле. Ханна скривилась от боли, но ее черты тут же разгладились. Она пристально смотрела на Пьетро своими грустными голубыми глазами, чего-то ища в его взгляде. Пьетро тоже поглядел ей в глаза, потом взял ее руку и приложил к компрессу, убрав свою.

— Прижимайте, — велел он и сразу поднялся, спеша положить конец любому контакту.

Но Ханна схватила его за плечо:

— Они вернулись… Не знаю как, но они нашли меня…

Глядя на ужас, исказивший ее черты, гипнотизер не мог не задуматься снова, говорит она от чистого сердца или перед ним очередной спектакль ловкой манипуляторши. Он решил действовать напрямую.

— Ханна, вы знаете, кто напал на вас ночью?

Женщина опустила голову.

— Нет… То есть… Я не уверена… — уклончиво отвечала она.

— Вы сказали: «они вернулись», значит их было несколько, — продолжил он наступление.

Пациентка ничего не утверждала, просто мотала головой в поисках ответа.

— Что значит: «они нашли меня»? Кто-то вас искал?

— Они поклялись, все трое…

Джербер старался вникнуть в смысл этих несвязных фраз.

— Поклялись? Не понимаю… Кто? Чужие?

Ханна снова взглянула на него:

— Нет. Черный, Искорка и Телок.

Три имени будто из страшной сказки.

— Вы встречали этих людей в прошлом? — спросил гипнотизер, пытаясь понять.

— Когда была маленькой.

Джербер догадался, что знакомство относилось к блужданиям Ханны по Тоскане.

— Я не могу сегодня проводить с вами сеанс, — не раздумывая, заявил он. — Это невозможно, после того, что случилось ночью.

— Пожалуйста, — взмолилась женщина.

— Ваша психика подверглась испытанию, это небезопасно.

— Я готова рискнуть…

— Риск состоит в том, что эмотивная память о давнем происшествии заведет вас в самую глубину.

— Не важно, приступим.

— Я не могу отправить вас туда и оставить наедине с теми троими…

— Я должна найти их раньше, чем они снова найдут меня.

Эти слова она произнесла с таким чувством, что Джербер не решился возражать дальше. Порылся в кармане, вытащил черную пуговицу, которую Ханна, возможно, оторвала от одежды того, кто напал на нее ночью.

— Хорошо, — согласился Джербер, подбрасывая пуговицу и ловя ее на лету.

21

На болотах знойное лето. Стоит такая жара, что днем почти невозможно находиться под открытым небом. К двум часам пополудни все замирает и умолкает. Даже цикады не трещат. Только слышно, как растения переговариваются между собой на своем тайном языке, состоящем из шорохов. Ночами по поверхности стоячих вод пробегают зеленоватые огоньки. Папа говорит, что это метан, который выделяется из притопленных корней растущих на болоте деревьев. На вид метан красивый, но от него невыносимая вонь. Кроме дурного запаха, над болотом витают тучи комаров, и если попадешь в такую, спасения нет. Еще в траве ползают ужи, а длиннющие дождевые черви роют землю.

Никто не хочет жить на болоте. Кроме нас.

Меня зовут Златовласка, и дом голосов на этот раз — церковь. Мама говорит, что церкви строятся там, куда люди приходят, чтобы искать Бога. Но мы, когда явились сюда, его не нашли. Может быть, поэтому наша церковь давным-давно заброшена. Папа говорит, что она здесь стоит по меньшей мере пятьсот лет. Знаю, это много: никто из нас пятьсот лет не проживет. Во всяком случае, в одной жизни.