Читать книгу "Игра слов - Дмитрий Лекух"

Такова уж человеческая природа, ничего не поделаешь.

Зимой же, когда нет и не ожидается никаких денежных поступлений, когда по коридорам отелей, санаториев и пансионатов гуляют только эхо и надоедливые сквозняки, – их мозги очень и очень быстро встают на место.

И можно смело идти договариваться на весь следующий сезон.

Самое смешное, что так продолжается уже лет десять.

Эдакая разновидность типичного южного базара.

Ничего, я привык.

Мне даже нравится…

Но переговоры и дела – завтра.

А сейчас я прохожу по выложенной брусчаткой дорожке, поворачиваю направо, к морю, и захожу в маленькое кафе, стоящее на самой границе девственно пустого галечного пляжа. Снимаю плащ, стряхиваю с него капли соленого морского дождя, кивком здороваюсь с официантами в большом зале.

Несмотря на то, что зал почти пуст, они вовсе не спешат ко мне навстречу.

И правильно.

Мне – не сюда.

Прохожу через зал, открываю дверь во внутренний дворик, пересекаю его и захожу в совсем крохотный бар, совершенно пустой, за исключением колдующего над турками маленького пожилого армянина за темной тяжелой стойкой.

– Здравствуйте, – говорю, – Самвел Погосович…

Он совсем-совсем не удивляется.

– Здравствуй, Дима. Давно прилетел?

Я улыбаюсь.

– Вы же знаете, что сегодня…

Он поворачивается ко мне лицом и поднимает вверх толстый указательный палец.

– Не знаю, а догадываюсь. Вдруг что-то случилось, и ты пришел сюда не сразу?

– А что может такого случиться? – пожимаю плечами, – когда я в городе, я каждый вечер у вас. Это, по-моему, не только вы и я, это все побережье знает…

– Ну-у… – он задумывается. – Знаете, Дима, в этом безумном и смешном мире сейчас происходит так много необъяснимого, что это уже очень тяжело для моей старой больной головы. Например, вам могла понравиться девушка-попутчица, и вы пошли ее провожать…

Я смеюсь.

Меня всегда забавляет, как он путается в «ты» и «вы».

По-моему, он так и не решил еще для себя до конца, как меня нужно называть. С одной стороны – мальчишка и сопляк, по его меркам.

С другой…

– Что вы, – говорю, – Самвел Погосович. Вам, кстати, большой привет от Маши.

Честно говоря, никакого такого привета ему Машка, естественно, не передавала. Будет она еще такой ерундой себе голову забивать.

Но старику – приятно…

Он грустно улыбается и задумчиво шевелит губами.

– У вас чудесная жена, Дима. – Его большие и яркие карие глаза становятся задумчивыми и чуть увлажняются, как будто их затягивает свежим утренним туманом. – Очень красивая. Очень хорошей, внутренней красотой. Вам повезло…

– Да, – соглашаюсь.

Он неожиданно хлопает себя ладонью по лбу.

– А, старый дурак… ты же кофе хочешь?

Я вешаю плащ на массивную деревянную вешалку, расправляю складки, чтоб он немного просох.

– У вас, конечно, лучший на черноморском побережье кофе, Самвел Погосович, – говорю, – но вы знаете, что я прихожу сюда не только за этим…

– Знаю, – улыбается, – и мне это приятно…

Он приносит мне свежую газету (я ее уже листал в самолете, но не подаю вида) и уходит колдовать над старинной медной туркой. По всему бару плывет мягкий, ни с чем не сравнимый аромат свежемолотых зерен.

Кофе у него действительно – лучший на всем побережье.

– Это особый сорт, – говорит он, продолжая колдовство. – Я уже стар и не могу помнить всех названий, но он действительно особый. Поэтому к первой чашке я не буду вам давать коньяк. Только родниковую воду, я ее охладил до нужной температуры…

– Хорошо, – отвечаю, – Самвел Погосович. Вы выпьете со мной чашечку?

– Ай, Дима, – вздыхает он в ответ, – ты же знаешь, как я люблю кофе. Но мое старое больное сердце разрешает мне пить только слабенький чай. Такой слабенький, что мне противно его пить. Вот я и пью только минеральную воду…

Он ставит передо мной дымящуюся чашку и высокий стакан с холодной родниковой водой. Садится напротив, сцепив пальцы больших натруженных рук.

Сахара на столе нет.

Я всегда пью кофе и чай без сахара, и он меня за это уважает.

Я закуриваю сигарету и достаю подарок.

– Вот, – говорю, – Самвел Погосович. Этот чай вам вполне разрешит пить даже ваше больное сердце…

Он кряхтя поднимается, берет деревянную коробку с чаем и идет к барной стойке за очками.

Надевает их и, шевеля губами, читает название…

– О, «Silver Tip»! – Он снимает очки и поворачивается ко мне, в его глазах благодарность и удивление. – Это же знаменитый цейлонский «белый чай»! Откуда он у вас, Дима? Его же не экспортируют…

Я улыбаюсь и чуть виновато пожимаю плечами.

– Ездили с женой на Шри Ланку на Рождество. Решил, что вам будет приятно…

Он опять кряхтит и идет за стойку, где наклоняется и долго роется внизу. Потом возвращается с бутылкой настоящего армянского коньяка.

Тот коньяк, который пьет он сам – всегда настоящий.

Более чем.

Можно даже не сомневаться.

– Мне приятно, Дима, – говорит он, разливая коньяк по маленьким серебряным стопкам. Из них дозволено пить только ему и самым дорогим гостям. – Мне очень приятно…

Я допиваю кофе и докуриваю сигарету.

Потом мы чокаемся и выпиваем, катая жидкий и ароматный виноградный огонь по нёбу и языку.

Я закуриваю новую сигарету.

Он смотрит на меня слегка неодобрительно, потом машет рукой и идет варить вторую чашечку кофе.

Я курю и смотрю в окно.

Там на серый галечный пляж с шипением накатываются стальные холодные волны.

Морем пахнет даже здесь, в баре, несмотря на то, что все окна по случаю зимы наглухо закрыты.

– Может, ты хочешь покушать? – спрашивает он, вращая ручку кофемолки. – Я скажу Грачику…

Грачик – его сын.

Он командует официантами в большом зале.

– Спасибо, – отвечаю, – Самвел Погосович, я перекусил в самолете…

Он пожимает плечами:

– Ну, смотри…

Я наливаю себе еще одну стопочку коньяка, вопросительно смотрю в его сторону. Он отрицательно мотает головой.

– Нет, хватит. Может быть, чуть попозже…

Я выпиваю.

– Я читал ваше интервью в газете, – говорит он, высыпая свежемолотый кофе в турку. – Хорошее интервью. Что, действительно, в Москве перестали стрелять?