Читать книгу "Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов"

Временное правительство, провозгласив принцип свободы вероисповедания для всех, разорвало связь российской власти с православной церковью. Впервые со времен крещения Руси в стране установилась власть, которая не только не опиралась на РПЦ и не обладала сакральностью, но и видела в церкви серьезную преграду на пути общественного прогресса. Вероисповедная политика Временного правительства исходила, с одной стороны, из стремления отделить церковь от государства, а с другой, поставить ее под жесткий контроль и поощрять в ней обновленческое движение. Церковные иерархи и глубоко верующие люди не могли согласиться с политическими чистками в рядах епископата, национализацией церковных общеобразовательных школ, отменой обязательного изучения Закона Божьего и другими нововведениями. При этом успехи атеизма и ослабление столпов веры сопровождались очевидным подрывом моральных устоев российского общества. Временное правительство лишило себя возможности опереться на авторитет церкви.

Патриаршество было введено уже после прихода к власти большевиков, и на семь десятилетий перед церковью встанет куда более сложная задача, чем при православной монархии: сохранить хоть что-то, сберечь для будущих поколений огонек веры.

Армия была доведена до состояния небоеспособности и прогрессирующего разложения и Временным правительством, открыто выражавшим недоверие старому генералитету и офицерскому корпусу, и Советом, который выпустил «Приказ № 1», отменявший дисциплину в армии, и неоднократно заявлял об общности интереса народов всех воевавших стран к прекращению захватнической политики собственных правительств.

Реформы армии были осуществлены в соответствии с рецептами либеральных военных — «младотурок» — и советских лидеров. Они включали в себя наделение военнослужащих всей полнотой гражданских прав, фактическую отмену мер дисциплинарного воздействия, выборность командного состава, создание комитетов, введение института политических комиссаров, свободу политической деятельности и партийной пропаганды. Логика армейской реформы была продиктована недоверием получившей власть интеллигенции к вооруженным силам, пренебрежением к военным как людям низшего сорта, полным непониманием принципов военного дела, желанием получить контроль над армией с помощью ее низовых структур.

И без большевистской пораженческой пропаганды первые недели после революции прошли под лозунгами очищения воинских частей от неугодных начальников, сотни из них лишились жизни. Начались массовые братания с противником, отказы выполнять приказы, дезертирство — два миллиона человек уже в весенние месяцы. Солдатская масса была сознательно противопоставлена офицерству как классово чуждой силе. Реформа армии «лишила офицерский состав всякой дисциплинарной власти, подорвала его командный авторитет, узаконила полную распущенность находившихся в тылу запасных войск и открыла неограниченные возможности для дальнейшего революционизирования солдатских масс Действующей Армии, запаздывавших, по сравнению с тыловыми частями, в своем разложении»[3245].

Меры, предложенные позднее — после провала летнего наступления — для восстановления дисциплины и боеспособности, непоследовательные сами по себе, либо не применялись на практике, как смертная казнь на фронте, либо давали крайне ограниченный или неоднозначный эффект, как создание ударных, женских, национальных армейских подразделений. Во всех военных операциях 1917 года армия терпела поражения, несмотря на имевшийся у нее подавляющий перевес в живой силе и артиллерии, из-за отсутствия дисциплины, неподчинения приказам, непонимания необходимости жертвовать своими жизнями.

Корниловский мятеж в августе 1917 года был отражением отчаяния армейской верхушки. Но результатом его подавления, в котором активную роль сыграла Красная гвардия, стала фактическая легализация вооруженных отрядов большевистской партии, которая вышла из подполья и стала завоевывать позиции в Советах по всей стране. В офицерском корпусе после Корниловского мятежа и чисток в командном составе нарастало неприятие власти.

Армия сыграла решающую роль во всех революционных событиях. Солдаты запасных батальонов были главной силой во время уличных выступлений в столице и в феврале, и в октябре; разложившиеся и большевизированные тыловые гарнизоны были основным фактором быстрого установления Советской власти в большинстве российских городов. Деникин утверждал, что в солдатской массе все вносимые в нее лозунги и «понятия, обнаженные от хитросплетенных аргументаций, предпосылок, обоснований, претворялись в простые до удивления и логичные до ужаса выводы. В них преобладало прямолинейное отрицание:

— Долой!

Долой буржуазное правительство, долой контрреволюционное начальство, долой «кровавую бойню», вообще все опостылевшее, надоевшее, мешающее так или иначе утробным инстинктам и стесняющее «свободную волю» — все долой!»[3246].

У Временного правительства не оказалось никакой экономической программы. Большую инициативу проявлял Совет, тяготевший к перераспределению национального богатства и усилению государственного регулирования в ущерб рыночным принципам. Однако регулирование на практике оказалось невозможным из-за слома государственных институтов, способных его осуществлять.

Под разговоры о лишении предпринимателей «военных сверхприбылей» бизнес был избавлен сначала от прибыли, затем от оборотных средств и от самих производственных активов. На промышленных предприятиях свои порядки стали устанавливать фабзавкомы, которые занялись изгнанием владельцев и менеджмента, повышением окладов, приватизацией доходов. Производство дезорганизовалось скачкообразно. Начались серьезные перебои с транспортом, разладилась система распределения.

Аграрная реформа понималась исключительно как конфискация земель у помещиков, что дезорганизовало производство стремительно таявших крупных хозяйств. Правительство установило де-факто государственную монополию на торговлю хлебом, предписав крестьянам сдавать зерно по твердым ценам и введя карточную систему на основные продукты питания. Частная торговля хлебом официально ликвидировалась. При этом содержание продовольственных комитетов, распределявших продовольствие, обходилось дороже продовольствия, подлежавшего распределению. Крестьяне хлеб придерживали еще больше, на железных дорогах и водных путях шли грабежи транспортов с продуктами. К осени в стране был голод, шли голодные бунты. Отгрузки в столицу продовольствия к осени не превышали четверти от потребного, да и то, что поступало, в основном разворовывалось, на каждую основную карточку отпускалось по ½ фунта муки в день.

Не в силах собирать налоги, власть прибегла к печатному станку, резко провоцируя инфляцию. В расстройство пришла вся финансовая система. Деньги обесценились настолько, что рабочие переставали трудиться, убегая в деревню, производительность резко падала. К осени покупательная способность рубля упала до 6–7 довоенных копеек. Коррупция и растащиловка приобрела революционные масштабы.