Читать книгу "Пепел Анны - Эдуард Веркин"

Телефон отца был на два поколения повыше, но и он успехом похвастаться не мог, отец хмыкнул и поднял руку, привстав на бордюрном камне. И я тоже поднял. Красноперый Кукулькан, пролетающий над нами в беззвездной мгле по своим неотложным делам, случайно посмотрел вниз, поперхнулся и сбился с пути от смеха.

– А дальше что? – спросил я.

– Надо чуть-чуть постоять, – сказал отец. – Выждать…

Мы постояли. У меня плечи набиты кувалдой, я могу полдня с рукой в потолок, а отец стал скоро сдыхать, ежиться, прикладывать локоть к пальме.

– О! – он потряс рукой. – О, есть! Есть!

Остальные ловцы устремились к нам, и через несколько секунд вокруг нас столпились охотники, а один – парень лет двадцати – ловил аж с двух рук, как Клинт Иствуд в желтой майке.

Скоро, впрочем, на лицах нарисовалось разочарование, и сам отец изобразил разочарование, почесал подбородок. Мы переместились метров на десять ближе ко входу и снова стали ловить вай-фай, отец от нетерпения приплясывал.

– О! – воскликнул отец и поднял руку выше. – Есть! Есть сеть!

Ловцы устремились к нам, снова окружили, и снова их постигло разочарование. Сеть не давалась. Отец с возмущением потряс телефоном, а потом и об ногу его постучал. А Клинт Иствуд поглядел на нас с подозрением, а одна усталая женщина достала приспособление из палки, проволоки и разрезанной вдоль жестяной банки. Палка оказалась не палкой, а коленцем от удочки, женщина расставила ее и удлинила, получилась антенна. Женщина подняла ее повыше, остальные позавидовали.

– Да! – заорал отец. – Да!

Я думал, что в третий раз нас поколотят, и приготовился отбиваться, особенно мне не нравился Иствуд, который ловил волну с двух рук, нос у него был вдавлен, а плечи вислые, и на меня поглядывал с улыбочкой, рыбак рыбака, короче. Но никто так и не решился, подошли, убедились, что сети нет, и стали на нас смотреть.

Отец спрятал телефон и скептически пожал плечами.

– Не судьба, – громко вздохнул он. – Всю жизнь так – едва замаячат на экране четыре палочки – как облом, сеть недоступна, а ваш пароль устарел.

Охотники поглядели на него обреченно, Клинт Иствуд стал вдруг не Клинт Иствуд, а Мартин Иден, вот-вот потребует море поглубже и борт пониже. Чуть не заплакал от разочарования, мне неудобно стало, отцу, кажется, тоже, не ожидал он такого разочарования. А вот Великановой бы это понравилось, дразнить Кукулькана.

– Ладно, – улыбнулся отец. – Наверное, спать пора. Слушай, сынище, давай завтра куда-нибудь… в Санта-Клару, а? С утра, по холодку, прошвырнемся, а? Там интересно. Сам город такой… типичный… а потом мемориал Че Гевары, там должен побывать каждый.

Я не стал возражать. Каждый-прекаждый. Великанова мне говорила про мемориал, что там стоит побывать, впечатляет.

– Договорились.

Отец пожелал ловцам электронной удачи-удачи и всяческих будущих благ, и мы вернулись в гостиницу, поднялись в лифте с красными цифрами и разошлись по номерам.

Я не мог долго уснуть, лежал, смотрел в высокий потолок. В ванной из неисправного душа капала вода, в спинке кресла сплетались тростниковые узоры, из далекого порта доносились гудки, я думал про тех, кто стоит у стены внизу. Ну, и немного про Анну.

На следующий день я проснулся еще до солнца и выглянул в окно. На Прадо опять тренировалась спортивная школа. Там, где днем сидели на скамейках лодыри и играли в футбол ленивые мальчишки, сейчас снова упражнялись художественные гимнастки. Подбрасывали мячи, рисовали лентами, жонглировали булавами. Я поглядел на часы. Полшестого. Ничего себе…

Началось, видимо, смещение во времени. Не спится, и теперь надолго это, недели полторы буду привыкать, а как привыкну, так сразу и назад лети. Спать не хотелось совершенно, я подумал – не выйти ли погулять, но и гулять не хотелось, тогда я включил телевизор. Но и там ничего толкового не показывали, какие-то интернет-новости, про урожай кукурузы, про кислые дела в Венесуэле и про дружбу с Америкой. На этом я не выдержал и отправился завтракать, в бассейн не пошел.

Родители, как ни странно, уже были там. Сидели за столом, смотрели на море, на крепость Эль Моро и на крепость Ла Кабанья правее. Отец набирал колбасу для вечерних кошек – вдруг покажутся, мама смотрела на кофейник. Музыкальная женщина на белом стуле играла на лютне «Гвантанамеру», ее сын бродил по залу и продавал диски музыкальной женщины, мама вчера купила один, а теперь музыкальный сын желал продать второй. Я им завидую, и лютнистке, и ее сыну, они умеют шикарно отключать мозг, думаю, они делают это с утра. Наверное, если на протяжении многих лет ежедневно отключать мозг до ужина, со временем научаешься отключать его на неделю, потом на месяц. Продолжительность жизни от этого сильно возрастает – сердцу не надо трудиться, закачивая в извилины лишнюю кровь, вот оно, бессмертие.

Я решил проверить, достал пять куков и купил диск. И сын лютнистки мне его совершенно спокойно продал, а что, пять куков – деньги.

– Ольга, – сказал отец, набив пакет колбасой. – Мы вот с сынищем решили двинуть в Санта-Клару. – Как тебе наша идея?

– Давайте-давайте, – мама налила кофе. – Развлекитесь, нечего сиднем сидеть.

– А ты?

– Нет уж, – сказала она. – Романтика – это мимо кассы. Меня с «Трех мушкетеров» еще в детстве натурально тошнило. И пропитые барбудас меня совершенно не воспаляют, ты же знаешь. К тому же у меня консультации с Лусией, нам надо о переводе думать, надо над книгой работать. Да и выставка на носу…

– Уверена? Может, все-таки сгоняем?

– Я же говорю – у меня консультации. А потом мне прошлого раза хватило…

Оба понимающе хихикнули.

– Извини, но триста километров в одну сторону трястись… – мама закатила глаза. – Я не готова. Если мне предлагают социализм или смерть, я выбираю смерть.

– Там дорогу сделали, – уговаривал отец. – За три часа прохватим…

– Э нет, – помотала мама головой. – Мне и здесь хорошо. Катитесь-ка сами, а я отдохну.

Мама стала пить кофе. А я сходил за папайей, набрал тарелку и стал есть, лучше папайи тут ничего. Кофе неплох, но папайя лучше. Потом за гуавой схожу.

Мама пила кофе. Обычно мама пьет кофе и ругается – девяносто девять процентов кофе не отвечают ее высоким стандартам, здесь она молчала.

– Может, Анна поедет? – спросил я. – Позвони Лусии, спроси…

– Я спрашивала, – отмахнулась мама. – Она не поедет, у нее концерт.

Жаль. Что за концерт в такую жару?

– Папайя сегодня особенно вкусная, – сказал я. – Попробуй.

Мама отправилась за папайей.

– Без баб, – сказал с облегчением отец. – Едем без баб. Думаю, в Санта-Кларе тебе понравится. Там есть своя… атмосфера.

– Непременно, – сказал я.

Отец ткнул меня в шею, всучил ключи и велел идти к машине, запускать двигатель и охлаждать салон. Я пошел охлаждать.