Читать книгу "Династия Ямато - Пегги Сигрейв"

Еще меньше бросалась в глаза перемена в степени влияния в самой Японии настроенных пробритански (и проамерикански) приверженцев космополитизма из элиты, включая не одну тысячу японцев, обучавшихся или путешествовавших за границей. Британская поддержка являлась жизненно важной в их трудах на пути большей открытости Японии внешнему миру, по избавлению от болезненной ксенофобии. Англо-британский альянс предоставлял Японии прочный международный статут и склонял стрелку дипломатических весов в пользу приверженцев разрешения международных проблем скорее посредством переговорного процесса, чем грубой силой. Очередную пощечину японцы получили на мирных переговорах в Версале, где США и Австралия (с мощной подачи доморощенных шовинистов с их воплями о «желтой угрозе») заблокировали предложение внести пункт о расовом равенстве народов.

С концом англо-японского альянса в Токио расширила политическое влияние армейская «Группа контроля». Хирохито еще не возвратился из заграницы, а уже предпринимались первые активные действия по подготовке военного противостояния с Западом. Князья Хигасикуни, Асака и Китасиракава стали, как представляется, одними из наиболее законспирированных армейских функционеров «Группы контроля». К тому времени двое из «Трех Воронов» уже находились в европейских столицах в статусе военных атташе, позже к ним присоединился третий «ворон» — Окамура из свиты Хирохито. В Баден-Бадене состоялась их конспиративная встреча, где в том числе обсуждались вопросы по согласованному возвращению «воронов» в Токио, предстоящим действиям генералитета по укреплению своих позиций и подготовке к войне. При поддержке японских дзайбацу под «индустриальной крышей» на территории американских Филиппин, голландской Вест-Индии и некоторых других началось строительство секретных военных объектов: подземных комплексов (якобы шахт), всепогодных взлетно-посадочных полос (на удаленных плантациях), крытых доков для стоянки подводных лодок (в береговых скалах) с позициями стационарной корабельной артиллерии (для защиты от нападения со стороны Южно-Китайского моря). Лишь недавно в распоряжение исследователей попали документальные свидетельства о начале такого рода подготовки еще в 1921 г. (то есть когда распался англо-японский альянс, или за два десятилетия до японской атаки США в Перл-Харборе).

Несмотря на наметившийся регресс в отношениях с Альбионом, европейское турне Хирохито оказало на наследного принца живительный эффект. Брат Титибу свидетельствовал: «По-видимому, есть и такие, кто полагает, будто выросший в условиях затворничества [Хирохито] не осознает собственной несвободы. Я так не думаю… Я получил [от него] письмо, где он недвусмысленно заявляет о своих чувствах: „В Англии я впервые ощутил себя по-настоящему свободным человеком“… Полагаю, [он] весьма тяготился ограничениями, налагаемыми на него в императорском дворце».

В разговоре с Титибу Хирохито обронил: «Как человек я впервые познал свободу в Англии». Вновь и вновь он возвращался к образу птицы, отлученной от неба прутьями клетки. Поездка по Европе «дала птице возможность полета». Позже Хирохито скажет своему помощнику генералу Хондзё Сигеру: «Я наслаждался свободой в Европе. Хочу быть свободным как птица».

Тремя годами позже Титибу смог на личном опыте понять, что имел в виду брат, когда вспоминал о Европе. Третьему брату — принцу Такамацу — дозволяли меньше. В дневнике Такамацу есть такие строки: «Быть может, я никогда не узнаю свободы, стремясь к ней всем моим существом». Разница в возрасте между Хирохито и Титибу составляла каких-то четырнадцать месяцев. Такамацу моложе Титибу на два с половиной года, поэтому он не сблизился с Хирохито, как Титибу. Такамацу никогда, можно сказать, не ладил с Хирохито. Придет время, когда Хирохито подвергнет младшего брата критике за «проблемы» и «недостаточное почтение к авторитету».

Хирохито и Титибу вели дневники, до сих пор хранящиеся императорским двором за семью печатями, поэтому нам мало что известно об их личных взглядах и чувствах. Все, что мы имеем, — опосредованные свидетельства и воспоминания советников, приятелей, сторонних наблюдателей. Пожалуй, единственное, что у нас есть, так сказать, из первых уст, — опубликованные в начале 1990-х гг., выдержанные в строгом стиле мемуары супруги принца Титибу. В случае с принцем Такамацу дело обстоит иначе. В 1990-х гг. в одном из складских помещений обнаружили некоторые из его дневников, а вдова Такамацу опубликовала их на японском языке, несмотря на протесты со стороны императорского двора. В обнародованных дневниках перед нами предстает образ молодого принца, полного гнева, духа неповиновения и сомнений в собственных силах. В шестнадцать лет (тогда Хирохито находился за границей) Такамацу делает следующую запись: «Когда я задал адъютанту вопрос, касающийся его постоянного присутствия рядом, он сказал, что директор Судзуки приказал ему сопровождать меня везде, включая классные комнаты. Я расплакался. Начинался урок, мне следовало успокоиться. Куда бы я ни направлялся в стенах школы, они идут за мной. Почему они не доверяют мне передвигаться самостоятельно? В школе адъютанты подчиняются указаниям директора. В конце концов, мне самому решать, что делать, и не обращать на них внимание. Я не могу им приказывать. Но ведь это ужасно! Теперь и впредь я буду держаться с ними холодно».

На отдельном листке дневника за 1929 г. он пишет: «Не пойму, почему императорская семья должна служить в армии? И, главное, есть ли необходимость в самой семье? Не могу отделаться от мысли о бесполезности императорской семьи. Так как Японией правит „императорский род с времен изначальных“, то, возможно, наследный принц должен продолжить его, как заведено: конечно, желательно иметь и кого-то в резерве. Однако резервистов должно быть разумное количество. Полагаю, никто покуда так и не определил их необходимое число. По-моему, хватило бы одного или двух. Если задаться таковым вопросом, единственной причиной мне самому оставаться в лоне августейшей семьи следует признать сию вероятность служить запасным. Притом я не считаю себя ничего не решающим членом императорской семьи, но все же не уверен, что мое нахождение в настоящем качестве вещь самодостаточная. Самое бытие, единственный долг запасного, означает незамысловатое „быть“ и вести себя паинькой: каковы его личные добродетели и познания, значения не имеет. То есть я хочу сказать, императорская семья замкнута сама на себя, у нее нет деятельного компонента. В каком-то смысле я признаю разумность таковой замкнутости, и в то же время практикуемое теперь обучение членов императорской семьи никак не откликается на зов современности. По крайней мере учителя не предоставляют им возможности самим докопаться до истины». О «нахождении в резерве» Такамацу заявлял: «нет ничего нелепее» такой участи.

Приведенные выше выдержки из дневниковых записей Такамацу рисуют перед нами образ вдумчивого, тонко чувствующего и, с позволения сказать, несколько меланхоличного молодого человека, волею судеб замкнутого в удушающей атмосфере императорской семьи, связанного по рукам и ногам суровыми ограничениями (касающимися мельчайших аспектов его личной жизни), среди усердных соглядатаев и доносчиков, неотступно следующих за ним по пятам. Такамацу, должно быть, остро ревновал старших братьев к их относительной свободе, живя, по его собственному определению, «как таракан в горах». Вскоре Такамацу поймет: даже «свобода Хирохито» на поверку оказывается иллюзорной…