Читать книгу "Дядьки - Валерий Айрапетян"

— Останься, — вдруг сказала Лена, и в комнате повисла пауза. — Сдай билет и останься. Пожалуйста…

— Не могу.

Я посмотрел на свои носки, потом на свои руки… и точно понял, что не могу.

Лена затушила сигарету, поставила на стол бокал, забралась на меня и, оседлав, сказала, что любит, что любила уже после первой встречи, что сразу поняла — я тот, кто ей подходит и нужен. Я взял ее за талию и придвинул к себе, а Аслан незаметно встал и ушел на кухню…

За сорок минут до отправления поезда я пошел в душ. Вода всегда помогала мне переключиться. Лена намылила мне спину, затем навела душ, смыла, а после — протянула полотенце, все так же улыбаясь и поражая этой невероятной и простой способностью казаться счастливой.

Вода меня отрезвила. Я скоро оделся и через какие-то минуты стоял у выхода. Лена, яростно смеясь, натягивала сапоги.

— Классные, — отметил я, кивая на сапоги.

— Еще бы. Дорогие! — засмеялась она.

— А мне по херу, что дорогие! Вот на мне всей одежды тыщи на три примерно…

— Да? А ебешься на все пятьдесят…

Ожидающий нас Аслан взвизгнул от восторга и хлопнул себя по коленям.

— Ай молодец, Лена! — выкрикнул он, подстегнутый ее задором, замешанным на контрасте грубой матерщины и чистой девичьей улыбки.

Мы спустились и торопливо втиснулись в машину.

Аслан быстро завелся, и мы помчали. Ночная Москва была сыра и многолюдна. Стройные холодные фонари, изогнув свои металлические шеи, невесело взирали на дорогу — так рассеянные старцы смотрят вслед молодой привлекательной женщине.

Расположившись сзади, мы жадно целовались с Леной; иногда я отрывался, чтобы оценить скорость, с которой Аслан гнал нас к вокзалу.

— Братан, главное, помни, — орал я сквозь долбежку музыки. — Мне нужно в Питер, а не в морг!

Взявшись за руки, мы бежали с Леной по перрону, целуясь и смеясь на ходу. Аслан отошел к ларьку купить мне газировки в дорогу. Едва нам удалось попрощаться, как проводница втолкнула меня в тамбур. Состав дрогнул железом и покатился. Я выглянул, чтобы еще раз посмотреть на Лену. Мы помахали друг другу напоследок, и я пошел располагаться. «Чаще платят», — гудело у меня в ушах в такт набирающему ход поезду. «Я люблю тебя», — билось в колесах.

Поезд разъедал ночь и мчал вперед. Мягкое постукивание колес и колыбельное покачивание вагона не обещали мне сна. Я привстал и, обнимая колени, сел в постели. Один в спящем плацкарте, объятый снежной ночью и клокочущим отовсюду храпом, между Москвой и Питером. В голове моей пылала цифра «6», за ней, дыша в пышные усы, стоял первый нарком тяжелой промышленности.

Я снова не знал, что со мной происходит и куда мне двигаться дальше.

Реквием

по восточному немцу

1

Я не знаю, почему жена выбрала именно Крит.

Среди горящих путевок значились Кипр, Турция, Болгария, так что поначалу меня одолевали сомнения. История Минотавра сильно забавляла меня в детстве. Геракл, поимевший в героическом припадке полсотни царевен, впечатлял в пубертатный период. После школы Греция занимала меня много меньше. Но стоило мне представить обтекаемых, как кувшины, гречанок, оливковые рощи на склонах гор, щедрый и разгульный греческий говор, утопающий в прожаренной синеве вечера, как я сразу же согласился.

Курорт, на котором нам предстояло провести отпуск, именовался Херсонессисом. На карте Крита он выделялся прибрежной точкой с северной стороны острова. В туристском буклете описывалось, как покатые спины гор вырастают из морской сини. Два слова о радушии греков, которое не знает границ, и об отпуске, который оставит во мне неизгладимые впечатления. Отель Pella Maria — три звезды, все включено, номер с кондиционером и видом на море. Желать большего я еще не научился.

Когда в самолете перед взлетом некрасивая стюардесса долго кривлялась, показывая, как надевать спасательный жилет в случае падения нашего аэробуса в море, мне неодолимо захотелось выпить. Справа от меня резвились жена и дочь, так что сама возможность падения образовала во мне доселе незнакомую пустоту, настолько бессмысленную, что я поспешил заполнить ее чем-нибудь покрепче. Удовлетворить эту потребность, согласно правилам полета, я мог не раньше достижения самолетом крейсерской высоты, до этого же запрещалось покидать свое место.

Самолет стремительно набирал высоту. Земля приобретала вид лоскутного одеяла.

В динамиках зазвучал голос командира корабля, который сулил нам все блага в небе и добрый полет.

Наконец, мы взяли позволяющую передвигаться высоту. По салону начали развозить напитки. Я ждал, когда улыбчивый стюард предложит мне на выбор коньяк или ликер, а я, состроив на лице утомленную задумчивость, небрежно закажу виски. Тем не менее напитки предлагались исключительно безалкогольные. Тревога не покидала меня, и я терпеливо ожидал учтивого сервиса. Но после того как третий стюард проплыл мимо меня с тележкой с соками, я потерял всякую надежду на бесплатное бухло и погрузился в немое раздражение. Согласно тем же правилам запрещалось вскрывать пакет с купленным в дьюти-фри алкоголем.

— Кать, а сходи разузнай, где можно поживиться дринком, — попросил я жену, устав от молчания.

Спустя минуту она вернулась с глянцевым журнальчиком в руках.

— У них тут свой дьюти-фри, на, просмотри.

Пролистав страницы с предложениями по парфюму, шампанскому и вину, я уперся в отдел крепких напитков. «Рэд Лейбл». Восемь евро за пол-литра.

Я вскрыл бутылку и приложился к горлышку. Горячая волна обожгла пищевод и излилась в желудок. В голове прояснилось: страхи и сомнения оставили меня, как остатки сна под ледяным душем. Мы уже летели так высоко, что небо под нами напоминало взбитые сливки. В лазурной ледяной пустоте висел одинокий глаз луны. Отражая солнце, луна казалась облитой кровью.

Внезапно мир прояснился и стал прозрачным, понятным и не сулящим зла. Зародившись в животе, это теплое и радостное ощущение разлилось по всему телу, проникло в глаза, уши, достигло пальцев ног. Жизнь представилась мне простой и неделимой, во всех проявлениях ее таилась непременная благодать. Великолепие мира, неслучайность всего, какая-то нежность во всем мироздании стали так очевидны для меня, что на глазах выступили слезы. Охватившее меня счастье перекатывалось внутри теплым гелиевым шариком. Я посмотрел в иллюминатор и увидел добрую ночь с упрямой луной в центре, потом взглянул на сопящих Катю и Леру, разгадав в их густом и мирном сопении очевидную значимость существующего порядка вещей. Все мое существо раскачивалось и пело в радостном гимне сияющей жизни, и на каком-то отрезке этого торжества меня сморил сон.

Когда жена добудилась меня, половина пассажиров уже сошла на землю и ожидала автобус. Голову сковывал обруч, нутро выворачивало наизнанку, вонючая, вязкая слизь вклеила язык к небу. Завороживший меня подлунный мир казался теперь горсткой смердящих разочарований, жизнь, искрящаяся в мистическом фейерверке светил, виделась сейчас опытом сбрендившего алхимика. Меня потряхивало, по позвоночному желобу стекала струйка холодного липкого пота.