Читать книгу "Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек"

А вот Кюмсаль, похоже, нет.

– Мы проводим дополнительный урок массажа, валиде-хатун. Традиции это дозволяют. И даже предписывают.

Голос почтителен, и глаза у новоиспеченной калфа подобающе потуплены – да только это уже не важно. Хадидже мысленно охнула, втянула голову в плечи, согнулась еще ниже. Не повезло.

Разъяренное сопение Халиме-султан было подобно приближающемуся урагану – вроде и далеко еще, вроде и не так уж громко, а по коже все равно бегут мурашки.

– Дозволяет. И предписывает. Да. Но только для младших гедиклис, тех, чья судьба еще не определена. Не для избранных. Предполагается, что у избранных другие заботы. Более важные, чем то, что может исполнить любой ученик евнуха. И если избранные не понимают и не ценят оказанной им чести… что ж, полагаю, мой долг сообщить Кёсем, что она поторопилась.

Величественно развернувшись, Халиме-султан покинула массажный зал, подпевалы устремились за ней, шумя и толкаясь. Неприязнь – плохой советчик, она делает мысли мутными и липкими, словно прокисший виноградный сироп, а потому смысл последних фраз дошел до Хадидже не сразу.

«Судьба определена, избранные…» – это ведь о них! Значит, имя действительно не случайно, значит, со дня на день свершится… вернее, с ночи на ночь, конечно же! И сердце взмывает под самые облака, словно на качелях, и замирает сладко-сладко в самой высшей точке, где ты паришь, словно птица…

«Не ценят оказанной чести… долг сообщить… поторопилась».

И качели летят вниз. Не просто вниз – в самую бездну отчаяния, в про́пасть, чтобы пропа́сть… навсегда, без возврата и без надежды. Нового взлета не будет – веревка оборвалась. И бесполезно кричать в спину ушедшим, что ты не знала. Что совсем не хотела. Что искупишь и оправдаешь. Поздно. Халиме-султан уже все для себя решила, а она валиде, и еще вопрос, захочет ли Кёсем ссориться с номинальной хозяйкой гарема и идти поперек ее воли из-за какой-то гедиклис, не способной по достоинству оценить честь, ей оказанную…

Кюджюкбиркус была птичкой. Она хотя бы летать умела. Хорошо, когда умеешь летать… Хадидже летать не умела. Даже та, самая первая Хадидже, хотя и была женой Пророка, мир ему, все равно не умела летать. Она бы тоже упала вместе с качелями, если бы оборвалась веревка.

Только вот дело в том, что веревка у той Хадидже никогда бы не оборвалась, – она разбиралась в людях и умела собирать караваны. Она бы ни за что не позволила какой-то глупой веревке просто так оборваться.

Имя обязывает.

Хадидже выпрямилась, отведя плечи назад, и улыбнулась – так, как папа-Рит учил улыбаться навстречу самым богатым зрителям и самым опасным головорезам с большой дороги. Головорезы – они ведь тоже могут дать тебе хорошую цену, если ты им понравишься. Твою же собственную жизнь, например.

Привычная уловка сработала, голос не подвел, оставшись звонким и радостным:

– Отличная новость, правда, девочки?! Пойдем отсюда, на сегодня мы достаточно напарились. Будем праздновать! Мы – избраны! Сама Халиме-султан подтвердила, а кому и знать-то, как не ей!

Вот так. И никак иначе.

Запоминается всегда последняя фраза, к вечеру весь гарем будет знать, что «девочки Кёсем» сдали последний экзамен и скоро предстанут перед шахзаде. И что сама валиде это подтвердила. И неважно, что на самом деле Халиме-султан говорила совсем другое. Запомнят и повторять будут именно так. И даже если она попробует опровергнуть, ничего не получится, все всё равно уверены будут, что вздорная старуха просто вдруг пошла на попятную. Из вредности характера или старческой забывчивости.

Вот и отлично.

Хадидже приобняла растерянных подруг за талии, закружила их и, не давая опомниться и возразить (а Ясемин пыталась, видит Аллах, ну до чего же все-таки глупая, просто плакать хочется!), повлекла к выходу. В илыклыке к Хадидже подскочила одна из давешних малявок, протянула аккуратно сложенную рубашку-камиз, помогла надеть. Ясемин, глаза которой снова были на мокром месте, робко попыталась объяснить, что на самом деле все очень плохо и Хадидже просто неверно поняла слова валиде, но Хадидже была настороже. Прервала ее на полуслове и с радостной улыбкой (а главное – громко) объяснила, что это сама Ясемин все неверно поняла. И все как раз очень даже хорошо. Все просто отлично, лучше и не бывает!

И была Хадидже при этом куда убедительнее – имя обязывает.

Во всяком случае, Ясемин поверила. Хотя и не сразу, но все же поверила, успокоилась, разулыбалась. Мейлишах молчала, но тоже улыбалась задумчиво и время от времени, думая, что та не видит, бросала на Хадидже быстрые взгляды. Втроем, держась за руки и весело болтая (болтала в основном Хадидже, но это было неважно), они дошли до фонтана и сели рядом с ним на широкую каменную скамейку. Вот так, пусть видят все, как они довольны и счастливы тем, что их судьба наконец-то определилась.

Малявка, что помогла одеться и бегала с полотенцем, тащилась следом, но не приближалась. Второй нигде видно не было. Что ж, каждый сам творец своей судьбы, если, конечно, он не перчатка богини! – эти девочки сделали свой выбор. А хорошая перчатка никогда не упускает возможности, идущей в руки.

Хадидже встретилась с малявкой взглядом и жестом велела приблизиться. Когда та подбежала, обрадованная, спросила:

– Тебя как зовут?

Глава 10. Фирдёндю

Поворотная сцена в театре теней о Карагёзе и Хадживате

– Сурьма очень полезна для глаз! Если сурьмить их после каждого омовения, и на ночь тоже, они не будут чесаться и слезиться, и краснеть тоже не будут, и будут всегда блестящими и красивыми. Так заповедовал нам Пророк!

Хадидже досадливо сморщила носик – и зачем Фатима по десять раз на дню повторяет то, что и так всем известно?

– Потому сурьма – лучший друг любой женщины, а сурьмить глаза как можно тщательнее и чаще – священная обязанность правоверной. И делать это надобно не как Аллах на душу положит, а как завещал Пророк! Широкой полосой, начиная с нижнего века и лишь потом переходя к верхнему, ведь и виноградная лоза растет снизу вверх, а не наоборот. Верхняя стрелка должна быть словно крыло стрижа, только тогда глаз обретет законченное совершенство…

Вот же достала, сущеглупая! Да еще с таким важным видом, словно Аллах невесть какую важнейшую тайну раскрывает. Хадидже очень хотелось оборвать заносчивую гедиклис, но пока было не до того, ибо она как раз покрывала губы алым воском, а это дело тонкое и требует молчаливости.

Впрочем, прервать Фатиму, похоже, хотелось не только Хадидже, и кое-кто уже справился с вощением губ.

– А Кёсем сурьмит глаза совсем не так. У нее верхняя стрелка словно росчерк тонкого перышка и изгибается более плавно.

Молодец Мейлишах! Уела глупую, не пришлось Хадидже прерываться. Кто-то из гедиклис хихикнул, но Хадидже не заметила, кто именно.

Тень от стены делила дворик наискосок, и все гедиклис, разумеется, постарались укрыться на темной половине, но только Хадидже догадалась устроиться под балкончиком. И Мейлишах с Ясемин рядом усадила, хотя они и не поняли зачем. Пока что никакой выгоды это не давало, но время неумолимо катилось к полудню, тень укорачивалась, съеживалась, заставляла самых крайних девочек поджимать ноги, словно солнце было собакой и могло укусить. Скоро оно доползет до стены и оближет ее шершавые камни горячими языками лучей. И вот тогда-то балкончик окажется очень кстати – тень под ним держится до самого вечера.