Читать книгу "Закон монолита - Дмитрий Силлов"

– Не, ну, нормально, – сказал Пианист, с интересом глядя на блюющего подчиненного. – То есть боец нашей группировки вот так запросто получает трендюлей от обычного сталкера. Это о чем говорит?

Подчиненные молчали. Типичная реакция что военных, что бойцов военизированной группировки. Когда начальство задает вопрос не конкретно тебе, а в пространство, значит, оно разговаривает само с собой, и выпендриваться со своими мыслями по поводу этих речей категорически не рекомендуется. Ибо в подобных ситуациях самый умный всегда крайний.

Так случилось и на этот раз. Пианист сам ответил на поставленный вопрос, одновременно расстегивая кобуру своего «Глока».

– Это нам говорит о том, что такой боец ни хрена не член группировки «Борг», а дерьмо волкособачье, позорящее наш красно-черный флаг. А что нужно делать с теми, кто позорит честь группировки?

Выстрел разорвал казалось на секунду сгустившуюся ночную тишину. Боец со сломанным носом дернулся, словно под током – и рухнул простреленным лицом вниз, в лужу собственной блевотины.

– Вопрос номер раз решен, – сказал Пианист, засовывая пистолет обратно в кобуру. – Остается вопрос номер два.

И повернулся ко мне.

Глаза «борга» горели яростью. Странно, что с такими эмоциями он пистолет в кобуру затолкал. Обычно в состоянии боевого психоза народ стреляет не думая и не рассуждая. А этот, значит, свою дурь в руках держит. Контролирует. Не спускает с поводка, хотя та рвется с него, как бойцовый пес, учуявший свежую кровь.

– Ты, рыло сталкерское, мне еще с нашей первой встречи не понравился, – сказал Пианист. – Да-да, с той самой, когда мне с моей сменой пришлось вокруг блокпоста территорию убирать, кучу разодранных в хлам волкопсов собирая по частям. Снайпер хренов, легенда Зоны. Я, конечно, в курсе, сколько ты стоишь. Но сейчас я на это плевать хотел. Один мой боец стоит сотни вонючих сталкеров, и сейчас его не я, а ты, падла, в расход пустил. Так что по моему мнению, любой вонючий сталкер не стоит даже пули. Вас не стрелять, вас забивать надо до смерти. А трупы на капоте распинать, чтоб другим неповадно было в Зону соваться.

Он говорил, а его бойцы тем временем неторопливо так отмыкали магазины от своих автоматов, двигаясь в мою сторону с явным намерением окружить. Понятно зачем. Без магазина АКМ с деревянным прикладом становится еще более удобной дубиной для зачистки Зоны от тех, кому отказано в пуле. Мягко скажем, нехорошая смерть. Те, кто имеет опыт в такого рода казнях, стараются не бить жертву по голове. И тогда процесс убийства человека может занять неопределенно долгое время, крайне мучительное для убиваемого. Когда твои же собственные переломанные кости рвут плоть изнутри, это очень больно…

– А что, Пианист, один на один слабо? – усмехнулся я. – Кулак на кулак? Или ты умеешь только дерьмо за сталкерами подчищать, да убивать их чужими руками?

Честно говоря, не знаю, на что я надеялся. Убежать всё равно не получилось бы – ночи в Зоне светлые, подстрелят в спину как зайца. Взять на понт Пианиста? Слабореально. Мы, сталкеры, для «боргов» – нечисть. Мутанты, от которых Зону надо зачищать любыми способами. Да даже если и поведется Пианист на мою подколку – здоров больно. Раза в два в плечах шире меня, и двигается правильно, по-кошачьи. Не иначе, бывший спецназовец СБУ, или что-то в этом роде.

Но Пианист повелся. Видимо, не захотел рисковать авторитетом.

– Стоять, нах! – рявкнул он своим мордоворотам, и те замерли на месте, сжимая в руках автоматы хватом за ствол. Мигни шеф – и замолотят приклады по моей тушке, никакая рукопашка не спасет, когда тебя в несколько дубин обрабатывают хорошо подготовленные и добросовестно откормленные бойцы.

Но шеф, по ходу, решил всё сделать сам. Что ж, я на это и рассчитывал. Какой-никакой шанс… на что? Даже если я и уделаю Пианиста, его пристяжь следом уделает меня – чисто чтоб за командира отомстить, это на их рожах написано. Но я ж по простому помереть не могу, мне всегда надо посопротивляться неизбежному. Такой вот у меня сложный характер…

Пианист бросился молча. Руки сжаты в кулаки, рыло кирпичом, непроницаемое, только на краях губ пена выступила. И это очень плохо. Значит, спустил «борг» с поводка свое боевое безумие. Теперь ему боль по фиг, и пока он меня голыми руками не порвет, в себя не придет однозначно.

Конечно, был у меня соблазн достать из кармана нож – глядишь, так бы хоть шанс появился. Но не достал. Сам предложил «кулак на кулак», так что как бы оно не повернулось, слово было сказано. И не фиг от него отступать, за язык никто не тянул. Иначе даже если и выживешь, как себя потом уважать-то? Да никак. Привыкать, что ты чмо позорное, и жить с этим. Некоторые, кстати, и живут, много чего зная о себе и не парясь по этому поводу. Но не мой случай. Совершенно не мой.

Всё это промелькнуло у меня в голове за те полсекунды, что Пианист летел в мою сторону со скоростью, нереальной для обычного человека. Бред, что берсерки остались в далеком прошлом древних скандинавов. И сейчас у многих бойцов в бою напрочь рвет крышу, и та же легендарная пена изо рта идет, и взгляд безумный, и силы прибавляется значительно, и скорости… Просто никто сейчас об этом саги не слагает. На хрена они нужны, когда Интернет в разы интереснее?

Однако есть у боевого безумия свои минусы. И главный из них – потеря гибкости сознания. Если берсерк немедленно не завалил намеченную жертву, он на долю секунды «подвисает». Вот и сейчас стормозил Пианист, когда я вместо того, чтоб попасть к нему в лапы или под удар, вдруг исчез из поля зрения. А именно – шагнул влево и вбок, по диагонали к линии атаки, поднырнул под огромный кулачище, и оказался у «борга» за спиной. И пока Пианист, затормозив разбег, вертел башкой, соображая, куда я делся, я со всей дурацкой мочи саданул ему носком «берца» по коленному суставу. Пусть помешанные на войне психи и не чувствуют боли, но если сломать им одну подпорку, то на оставшейся ноге много не навоюешь.

Но мне не повезло. Не сломал. Вроде хрустнуло там что-то в колене, но подпорка осталась с виду целой. Может броненаколенник помог, зафиксировал сустав… Не знаю. Только Пианист вдруг резко закончил подвисать, развернулся, и прыгнул. С места, как огромный дикий зверь, твердо решивший прикончить законную добычу.

Он летел эдаким живым снарядом, а я уже вновь ушел вбок, готовясь зарядить боргу с ноги как только тот приземлится. И вроде хорошо так ушел, качественно, и даже ногу уже выбросил в ударе, который по моим расчетам должен был прийтись Пианисту точно в рыло…

Не пришелся.

«Борг» каким-то немыслимым образом извернулся, перехватил мою ногу в воздухе, подсек вторую, и я в таком вот раскоряченном виде грохнулся на спину. И увидел на фоне звездатого неба, как на мое лицо опускается рифленая подошва «берца».

Бац!..

Звезд на небе ощутимо прибавилось, при этом левый глаз взорвался тупой, пронизывающей болью. Твою дивизию… Это ж надо так лопухнуться! Вот что значит недооценить противника. Не исключено, что Пианист просто придуривался, разыгрывая из себя тормоза. И у него получилось! Подловил он меня классически. Башка гудит, словно колокол, левый глаз ни хрена не видит. Цел ли вообще? Да кто ж его знает, не время разбираться.