Читать книгу "Год Быка - Александр Омельянюк"

Сквозь шелест снега и капельУслышал я, друзья, теперь,Как зачирикали они,Москвы родные воробьи.

Услышав птичьи голоса,В душе звенят колокола.И пробуждается онаОт зимней спячки, как всегда.

Весны не первый то звонок:Зима уходит за порог.Её ослабли холода.Но дуют жгучие ветра.

И лужи с талою водойИ тут, и там, везде порой.Лишь ночью иногда ледок.Да днём прохладный ветерок.

По склонам кое-где ручьи.Проснулись птицы все мои.Они предвестники весны,Москвы простые воробьи.

Но лирический настрой поэта был неожиданно прерван.

Платон удивился. Такого он ещё не слышал никогда.

По коридору шёл Иван Гаврилович и мурлыкал себе под нос какую-то непонятную песенку.

– «Ну, прям, мартовский котик у нас завёлся? Но слуха, похоже, у него нет?! И чем это Надька его сегодня напоила и накормила?» – высказался он сам себе вслух.

А приближалось 23 февраля. Ещё заблаговременно Надежда вдруг узнала от коллег, что прошлое празднование Дня Защитника Отечества они так и не дождались в силу её плохого настроения из-за непонятного поведения мужа Андрюсика.

Поэтому теперь начальница основательно готовилась к отмечанию надвигающегося мужского праздника в пятницу, 20 февраля.

Но на это раз коллективу ООО «Де-ка» посещение пивного ресторана «Пилзнер» обломилось. Все столики были заблаговременно, чуть ли не за месяц вперёд, заказаны более внимательными к мужчинам женщинами из других ведомств и организаций.

– «Кризис кризисом, а мужской праздник не отменишь!» – публично сделал тогда Платон вывод.

И они решили очередное событие вновь отпраздновать в кабинете у Кочета, благо такое мероприятие было уже хорошо отработано и отрепетировано.

Более свободный накануне Платон по заданию Надежды купил шампанское, вино и соки.

А та на следующий день принесла свои любимые мандарины, помидорки, красный перец и опять заказала разные осетинские пироги.

Утром начальница вручила своим мужчинам по конверту с красивой поздравительной открыткой, куда была вложено и по тысяче рублей.

К обеду, непревзойдённый мастер этого дела, Платон сервировал стол, но пироги задержались надолго.

Вместо трёх часов дня их принесли почти в пять часов, в конце рабочего времени. Так что уйти пораньше не получилось.

А тут ещё Алексей Ляпунов вынужден был ненадолго отъехать за детьми, возвратившись на полтора часа к столу, когда все уже переходили к чаепитию.

Его родители не могли помочь сыну, так как Валентин Данилович Ляпунов, иногда отмечавшийся буйством, оказался в психиатрической больнице, этим фактом лишь лишний раз подтвердив полную совместимость гениальности с шизофренией, а мать всё время плохо себя чувствовала.

За столом сразу начали с вина, заблаговременно открытым Платоном для тайного угощения задолго до этого вышедшей из терпения Ноны.

Шампанское так и не тронули. Женщины поздравили двух мужчин, которые чокались только с ними. Пироги смели быстро.

За столом, как всегда в последнее время, говорил, а точнее громко болтал, просто гудел, только один Гудин.

– «Да! Давайте начинать! А то из-за долгого ожидания некоторые наши коллеги уже попробовали кое-что со стола!» – начал он, даже своим всего лишь одним глазом обнаружив в помойном ведре кожуру от мандаринов и намекая, сидящей между ним и Платоном, Ноне на её соседа слева.

Но та, не прореагировав, знала, что тон кусочничеству, как всегда, задала Надежда, не удержавшись, чтобы не слопать несколько любимых ею мандаринов, и то, что она сама последовала её примеру, пойдя в этом намного дальше, дойдя даже до тайной пробы вина.

Так что булыжник, брошенный в огород Платона, пролетел мимо цели, но был, на всякий случай, им пойман и схоронен, как камень, за пазухой.

Но Гудин на этом не остановился. Он специально, дважды и громко, чтобы слышал Платон, сказал, якобы Надежде:

– «На твоём дне рождения здорово было!».

После чего Платон решил в будущем больше не осквернять день варенья Гудина своим присутствием.

Затем Иван Гаврилович торжественно похвалился, что является майором медицинской службы в запасе.

На что Платон выкинул первый камешек из-за пазухи, шепнув почти на ухо сидящей рядом Ноне, что тот уже, как десять лет, списан даже с запаса за ненадобностью, то есть по старости.

Но Гудин это видимо услышал, и продолжил метать камни в том же направлении. Он как-то незаметно нарочно перешёл на тему писательства:

– «Среди писателей есть шизофреники! За примером далеко ходить не надо!» – кивнул он женщинам на Платона.

Но тот сделал вид, что это не он писатель, или не видит и не слышит, или не обращает внимания на глупости. Краем глаза он увидел, как Нона сканирует головой между ним и Гудиным, ожидая продолжения от Платона, и недоумевая ни сколько над скрытым оскорблением, сколько над отсутствием достойного ответа хаму.

И дождалась. Платон выждал паузу, и в воцарившей тишине изрёк:

– «Да! Все гении – шизофреники! Но, к счастью, не все шизофреники – гении!» – кивнул он на Гудина.

Во время завершения вино и чаепития Гудин вдобавок расхвастался, что в этом году он ещё ни разу не упал, в отличие от сильно грохнувшегося под Новый год его постоянного оппонента Платона.

Но зимняя оттепель всё-таки сыграла и со стариком злую шутку.

Выходя уже на улицу, при попытке перешагнуть через маленькую лужу, он поскользнулся и упал в неё, приводнившись на хилую левую ягодицу.

Оказавшиеся рядом, учтивые Алексей с Платоном были вынуждены подхватить старика под руки, вытаскивая из лужи, завершив свои усилия дежурными в таких случаях фразами:

– «Осторожно надо! Смотри ещё не поскользнись!» – поучительно начал Алексей.

– «Отойди в сторону!» – твёрдо и нравоучительно завершил Платон.

– «А снаряд в одну и ту же воронку два раза подряд не попадает!» – отшутился Гудин, довольный помощью внимательных коллег.

– «Ха-а! – засмеялся Платон – Это как стрелять! Это раньше он не попадал, а сейчас попадает, и ещё как!» – завершил он, якобы нечаянно подбив ногу Гудина и снова уронив старца в скользкую воду, тем самым вынимая залежавшийся за пазухой последний камень.

– «Вот видишь?!» – засмеялся Алексей, добавив: