Читать книгу "Снежный ангелочек - Маргарита Южина"

– Я могу вазу разбить… о вашу голову, – спокойно предложила Шура. – Чтоб вы не выдавали меня за кого попало.

– Нет, – торопливо возразил художник. – Ваза – это лишнее. А смотреть на меня вот так – это… Погодите, сейчас поймаю ваш взгляд…

Поймать не удалось, в комнату шумно вошел хозяин дачи, Юрий Евгеньевич, и громко захохотал.

– Ну кто б сомневался! Художник ваяет красоту! Лелик! Немедленно пойдем за стол! Там твоих тостов не хватает. Девушка-красавица, и вы пойдемте. Вас, если я не ошибаюсь, Шурочкой зовут?

Шура кивнула.

– И вы пойдемте. Лелик у нас просто мастер по тостам. Все же сказывается долгий опыт.

– Опыт? – не поняла Шура.

– Юра! Я – художник, и ты это знаешь, – быстро заговорил Лелик. – А тамадой работаю по необходимости. Кстати, очень востребованным тамадой.

– Потому что ты скупердяй, – сообщил ему Юрий Евгеньевич. – Сидишь на таком богатстве, а сам прыгаешь на свадьбах, как мальчик. У тебя же хватит денег на три жизни. Причем все эти жизни ты можешь запросто не работать.

– Юра…

Мужчины вышли из комнаты, не переставая спорить, а Шура направилась к столу и посмотрела на салфетку, где был нарисован ее портрет.

Портрета не было. Вместо шедевра на салфетке красовались лишь две сочные черные каракули.

– М-да… Где же он запечатлел мой взгляд… бунтарский?

В комнату влетела Алька.

– Ф-фух, еле тебя нашла… – отдышалась она. – Шура! Я все выяснила! Юлька на самом деле разгрохала чью-то машину! Все сходится!

– Очень радостное известие, – уныло кивнула Шура. – Я не понимаю, для чего ты тратишь столько времени, чтобы узнать то, что тебе сразу же сказали?

– Не узнать, а проверить! – важно поправила ее Алька. – Это две большие разницы. Вот сейчас пока все сходится. Значит, заковырка где-то в другом месте. Вот не верю я ей! Врет она. А я жутко не люблю, когда меня принимают за дурочку. А еще мне Чернов обещал завещать свою дачу. Ты представляешь – дачу! Свою! Только она у него чуточку требует ремонта, но мы с ним все сделаем, и дача сразу же перейдет ко мне как к дочери… О, а это что?

Алька заметила салфетку.

– Ты не поверишь, – усмехнулась Шура. – Это меня рисовал наш известный художник.

Она скомкала салфетку и хотела выбросить, но у Альки вдруг загорелись глаза.

– Дай мне!

– Забирай. Только не вздумай своему Гарику сказать, что это тебя рисовали. Это я здесь.

– Нет-нет, я сие уродство к себе не отношу. Это ты у нас… вот такая уродилась, – хихикнула Алька и унеслась.

– Шурочка. – На пороге появился великий художник. – Почему же вы с нами не пошли? А где портрет?

– Это тот? На салфеточке?

– Да, на салфетке. Знаете, сколько стоят мои шедевры? – обиделся до слез мастер кисти и гелевых ручек. – Вы его выкинули?

– Как вы могли подумать! – справедливо возмутилась Шура. – Я… с вашего позволения, я его украла, – улыбнулась она и показала глазами на свое декольте.

– Ах вот оно что, – с облегчением выдохнул художник. – Ну… я так и думал. Вы истинный ценитель!

Они вошли в зал. Гремела медленная музыка, и на середине зала красиво танцевали Юрий Евгеньевич и Елена Леонидовна. Гости уже занимались тем, чем хотели. Гарик с «Глухарем» и Виктором что-то бурно обсуждали, вероятно, новое предложение Альки, другие мужчины собирались в кучки и пили за чье-то здоровье и, само собой, за госпожу Удачу, Семен стоял возле музыкального центра, а в углу стола сидели Алька с Юлькой.

Шуре стало интересно, поэтому она плюхнулась рядом. К сожалению, ее новый приятель примостился вместе с ней.

– Смотри, – трагическим тоном говорила Алька и даже, кажется, смахнула одинокую горошину слезы. – Вот… добыла тебе с большим трудом подарок.

Алька протягивала Юльке смятую салфетку с каракулями.

– Что это? – таращила красивые глаза Юлька. – Издеваешься?

– Нет, – трагически мотнула головой Алька. – Это… твой сыночек… как его звать? Кажется, Андрюшенька?

– Ну да, – настороженно кивнула мать.

– Это он тебе подарочек прислал. Рисуночек, – развернула Алька салфетку.

Художник, который сидел вместе с Шурой, сначала вытянул шею, а потом с возмущением посмотрел на спутницу.

– Эт-то… Это что такое? – прошипел он.

– Вы же слышали, – шепотом пояснила Шура. – Это рисунок ребенка. Он тоже рисует на салфетках. Ну… вы же не скажете, что эти каракули – плод вашего творчества?

Художник примолк.

– Вот… – все еще старательно печалилась Алька. – Маму нарисовал.

– А по-моему, это… кошка, – предположила Юлька. – Ну да, вот и хвост. Совершенно ясно, это кошка. Девочка… ее могли бы звать… Клеопатра… Клепочка… Видишь, и шерсть… такая мягкая, шелковистая…

– Позвольте мне, – не выдержал художник.

Он расправил салфетку и надул губы.

– Сколько лет ребенку?

– Два, – подсказала Алька. Юлька тут же согласилась.

– С ума сойти, – неодобрительно качал головой мастер. – Два года, а совершенно нет чувства прекрасного. Где вы, барышни, разглядели здесь кошку? Это ж… абсолютно очевидная кобыла! Причем на сносях!

Шура чуть не задохнулась от возмущения! То есть господин художник рисовал вовсе даже не ее, а какую-то кобылу? Или что, Шура у него ассоциируется с кобылой? Которая на сносях?

Алька все же не удержалась и фыркнула.

– А знаете, вы правы, – закивала она. – Это кобыла. Как же мы сразу не поняли. Вот прямо одно лицо!

– Ладно, девчонки, побегу я, – торопливо подскочила Юлька. – А то так и медляк закончится.

И она унеслась приглашать Семена.

– Ну? – придвинулась ближе к Шуре сестра. – Как тебе?

– Мне абсолютно не понравилось, – выпятил кадык художник. – Ребенка надо учить и учить.

Алька повернулась к нему:

– Вы, товарищ, шли бы, пригласили кого-нибудь.

– Кого я приглашу, если у нас здесь только четыре дамы и все заняты?

– Вы… нарисуйте эту прекрасную пару, – подсказала Шура, кивая на Юрия Евгеньевича и Елену Леонидовну. – Будет очень щедрый новогодний подарок.

Художник замер.

– Да! – наконец произнес он. – Я нарисую и назову картину… «Баран да ярочка»!

– Лучше «Гусь да гагарочка», – предложила Алька.

– Или так, – не стал капризничать талант. – Вы тоже считаете, что надо эдак, с сельским колоритом, да?

Он подхватил очередную салфетку, взял стул и уселся прямо перед танцующей парой.