Читать книгу "Почти англичане - Шарлотта Мендельсон"

– Я тут проходила… – лопочет она, – то есть…

– Ну, здравствуй, – говорит он, шаря в карманах. – Где этот сраный ключ?

Вживую его голос интимней и глубже, чем в телевизоре. Марина хочет закрыть глаза.

– Не знаю, – отвечает она.

Воздух между ними искрится, будто шампанское. Возможно, он пьян. Теперь возвращайся в общежитие, приказывает себе Марина, но вместо этого спрашивает:

– Вы ужинали?

– Да.

– А… как вы здесь…

– Это скучная и запутанная история, в которой замешаны моя сентиментальная жена и друг ее молодости. Не стану тебя утруждать.

– Вы шутите?

– Нет, с чего бы? – Он направляется к Старому лабораторному корпусу. – Надо кое-что забрать из машины.

Марина его теряет. В смятении она говорит первое, что приходит в голову:

– Я ужасно рада, что мы снова встретились.

Да что с ней такое? Ошибка природы, ты что, не можешь взять себя в руки? Точно такие же интонации она слышит в голосах бабушек, когда те суетятся вокруг отвратительной миссис Добош, лебезят перед докторами или с восторгом рассказывают, что жена какого-то политика купила в «Фемине» нейлоновые чулки. Впрочем, мистер Вайни, кажется, не возражает. Его взгляд, как луч маяка, скользит по ее лицу.

– В самом деле? Превосходно. Расскажи больше.

– Я часто смотрела ваши передачи. Все мы смотрели. Это было потрясающе, – вежливо добавляет она, хотя сама едва помнит.

– Думаешь? Приятно слышать. Потому что мои коллеги… не знаю, представляешь ли ты, о ком я говорю: один носит галстук-бабочку, а другой – лысый. Так вот, они, э-э…

– А, эти… – говорит Марина, одолжив у Гая его самоуверенно-презрительную манеру. – Дураки, что с них взять.

Мистер Вайни стоит совсем рядом, скрестив руки на широкой груди, большой и горячий, словно медведь, ставший на время ручным. У него короткая стрижка и благородная седина – тем удивительней смотрится темная и жесткая, как проволока, растительность в вырезе рубашки: бесконечная волосатость мужчин.

В присутствии величия легко позабыть о комендантском часе и кастеляншах. Марина складывает руки на груди, прикрывая школьную блузку, сквозь которую просвечивают нежно-голубые парижские кружева, и напускает на себя умный и смелый вид.

– Ты замерзла, – говорит мистер Вайни. – Что у вас за форма – на доярок похожи. Вот, держи. – Он отдает ей теплый, пахнущий мужскими гормонами пиджак, который Марина с благодарностью набрасывает на плечи. – Позволь поинтересоваться, – продолжает мистер Вайни. – Ты сказала, вы все смотрели…

– Да, то есть в моей старой школе. Здесь одни обыватели. Они предпочитают телеигры.

– Но ты, я гляжу, не такая?

У Марины колет в груди.

– Культурно влияешь на моего олуха? Вот что, – говорит мистер Вайни, касаясь рукой ее спины, – помоги-ка мне с машиной.

Фотографии не передают его профиль – в жизни он похож на мраморную статую из Национальной галереи. Морщинки вокруг ясно-синих глаз говорят об опыте и доброте. Под покровом темноты Марина запускает пальцы в рукав пиджака, шелковистый, будто изнанка его кожи, и очень медленно натягивает другой рукав вокруг спины.

У мистера Вайни большой серебристый автомобиль.

– А когда ваше следующее, ну, шоу? – вежливо спрашивает Марина, пока он отпирает багажник, в чьих таинственных глубинах хранятся какие-то щупальца, инструменты, бутылка с голубой жидкостью. Веревка.

– Мы снимаем новые серии в январе.

– А что…

Она внезапно замолкает. Навстречу им идет группа старшеклассников с нотными папками. Одна из девочек, фантастически скучная Тэнзи Эдвардс, распевает гаммы. Рядом с ней шагает Саймон Флауэрс.

Марина заливается счастливым смехом – пусть знает, как прекрасно ей без него живется.

– Над чем ты хихикаешь?

Группа направляется к Гартским воротам. Как Саймон Флауэрс может не замечать Марину, когда она увидела его чуть ли не раньше, чем он появился из-за угла? Он уже почти рядом. Ей хочется улыбнуться, окружить вниманием и любовью его худые плечи и мутные очки.

– Что ж, – громко говорит Марина, пытаясь привлечь внимание к своему спутнику, – некоторые из нас будут их смотреть, я обещаю. Те, для кого культура – не пустой звук.

Мистер Вайни глядит на нее через плечо.

– Хера с два.

Она пытается спрятать потрясение за улыбкой.

– Но… это одна из лучших школ в…

– Эта? Чушь. Не будь она под боком, как жена хотела… и не будь Гай таким болваном, то и хлопотать бы не стоило. Есть масса школ поприличнее.

– Ох… Так вы думаете…

– Приходящие ученики, – кивает он вслед музыкантам (Саймон Флауэрс не обернулся и не заметил ее; надежда, как песок, утекает сквозь пальцы), – хиляки и пай-мальчики, которых здесь держат ради высокого рейтинга. Неважная альтернатива регбистам, как ты считаешь? Я часто замечал, – добавляет он, – что Иисус не полезен для кожи.

Закончив эту тираду, мистер Вайни вновь склоняется над машиной, не обратив внимания, какой моральный удар нанес Марине. А ведь он прав: Саймон Флауэрс не только приходящий ученик, у него еще и прыщи – один или два, возле губ. Раньше она пыталась убедить себя, что это даже красиво. Ничего красивого.

Мистер Вайни поднимает деревянный ящик из-под вина.

– Растения, – говорит он. – Стеннинг без ума от цветов. Их ему поставляет моя жена. Вернее, мой садовник. Чемерицу, георгины и бог знает что еще. Пионы. Ты, надеюсь, не увлекаешься этим дерьмом?

– Ни в коем случае. Терпеть не могу садоводство.

Затем, и только из-за того, что она помнит каждое слово, которое сказала мистеру Вайни или его жене – сказала, а после обдумала, пощупала, оплевала в сердцах и опять осмотрела со всех сторон, – Марина густо краснеет.

– Неужели? – хладнокровно говорит мистер Вайни. – Значит, мы поладим. Теперь скажи… – Он запирает багажник и смотрит так, будто видит ее насквозь. – Чем ты увлекаешься? Историей? Историками? Вроде Стеннинга? – Он ухмыляется. – Или меня?

Марина издает глупый нервный смешок: ха-ха!

– На самом деле, – говорит она, бросив случайный взгляд на его брюки, – я не изучаю, ну, историю. Извините. Просто… не изучаю.

– Что тебе мешает?

– Я ее любила, очень, но… Пришлось бросить ради экзаменов в университет.

– И?

– И заняться естествознанием. Ну, биологией, химией. Но я сохранила литературу. Я люблю, – признается она, – гуманитарные науки.

– Естествознанием? Мать честная! Ну, если тебе нравится химия…

– Нет. То есть мне пришлось. Считается, что я буду изучать медицину в Кембридже. – Впервые ее не бросает в дрожь от этих слов. – Медицина намного…