Читать книгу "Лучи смерти. Из истории геофизического, пучкового, климатического и радиологического оружия - Олег Фейгин"

Из письма П. Л. Капицы к Н. Бору от 20.10.1936 г.

Рис. II.1. Нобелевский лауреат, академик Петр Леонидович Капица (1894–1984)

Вы раз и навсегда отказываетесь от всех методов дрессировки меня – «будешь паинькой – дадим то и то, а если ты плохо себя будешь вести, стервец, то и в театр тебя пускать не будем и за посылку такую пошлину с тебя вздрючим, что ты у нас запищишь». Я раз и навсегда вам говорю, что со школьной скамьи паинькой быть не умел. Вот Вы, например, когда мы с Вами беседовали, сказали мне: «Ведь вот у нас много Капиц есть». Ведь это тоже дрессировка. Я знаю, что Вы считаете, что надо мне мою спесь сбить. Потом Вы увидите, что спеси у меня нет, есть много другого у меня плохого, но не это…

Если бы вместо всех этих дрессировок Вы попытались бы меня вовлечь в жизнь страны, которая у нас более замечательная, чем Вы сами это думаете, то, наверное, мы бы давно были друзьями.

Из письма П. Л. Капицы к В. М. Молотову от 05.07.1935 г.

Я настроен весьма критически и высказываю свои критические замечания совершенно открыто. Думаю, что только так и надо действовать. Сейчас мне даже кажется, что ответственные товарищи прислушиваются и в ряде случаев готовы к обсуждению и переменам. Гораздо меньше понимания я встречаю среди своих коллег-ученых, которые больше всего озабочены условиями своей собственной работы и терпеть не могут широкой постановки вопросов.

Несмотря на все это, я глубоко убежден в том, что после ряда просчетов и ошибок наука здесь будет развиваться, поскольку социальная жизнь страны строится на значительно более передовой и верной основе, чем в любой стране старого капиталистического мира. И руководители страны – люди, искренние преданные своему делу, побуждения личные, эгоистические встречаются лишь в минимальной фазе; они неизбежны и сохраняют в человеке человеческое…

Из письма П. Л. Капицы Н. Бору от 20.10.1936 г.

Вряд ли кто-то хоть раз, побывав в Подмосковье, не отмечал пленительного очарования этих мест. Но даже на фоне признанных красот среднерусских ландшафтов выделяется местность, воспетая в «Подмосковных вечерах», – Николина гора. История здешних поселений восходит еще к звенигородскому князю Андрею Васильевичу, который первым почувствовал, что «сим местам суждено великое будущее окрестностей Первопрестольной». Вдоль крутого правого берега Москвы-реки при погосте, где собирали дань пеньки, воска и меда у тамошних жителей, начал он строительство монастыря святого Николы на Песку.

Пролетело тысячелетие, и там, где княжеские дружинники вылавливали беглых холопов и татей посреди большого соснового леса, возник дачно-строительный кооператив «РАНИС», что означало его принадлежность работникам Академии наук и искусств. Так с начала 20-х гг. прошлого века пошла уже иная история николиногорских природных ландшафтов. По этой земле шагал великий пролетарский писатель Алексей Максимович Горький, что-то приговаривая и хитро улыбаясь в густые усы. Здесь собирал свои гербарии президент Академии наук ботаник Владимир Леонтьевич Комаров, по вечерам о чем-то споря за чаем со знаменитым полярником и математиком Отто Юльевичем Шмидтом. Изредка к ним присоединялись известный биолог Владимир Александрович Энгельгардт и первый нарком здравоохранения Николай Александрович Семашко. А на веранде соседней дачи раскачивался в гамаке великий Василий Иванович Качалов, слушая музицирование несравненной Антонины Васильевны Неждановой.

А в начале 1980-х гг. среди самых легендарных личностей выделялась кряжистая фигура седовласого академика, ученика самого сэра Резерфорда Петра Леонидовича Капицы. Большой любитель древней науки – перипатетики, искусства размышлять на ходу, он часто прохаживался по осенним лесным просекам или, присев на пенек в летней тени лесной прохлады, о чем-то напряженно размышлял, забыв о давно потухшей трубке. Нобелевский лауреат, обладатель многочисленных премий и памятных медалей, герой и орденоносец, казалось, не чувствовал гнета прожитых лет и с живым интересом вглядывался в окружающую жизнь. Особенно любил академик читать на свежем воздухе крытой летней веранды, наполненной смолистыми запахами ближнего соснового бора. Даже в ненастье, с накинутым на плечи настоящим шотландским пледом (все личные вещи выписывались академиком прямо из Великобритании), ученый часами покачивался в плетеном кресле, перебирая рукописи или листая книги. Здесь, на этой веранде, бывали Лев Давидович Ландау, Нильс Бор и Джон Дуглас Кокрофт, здесь отмечались юбилеи запоздалого нобелевского лауреатства и не раз звучало приветствие, написанное студентами Московского физтеха:

И был день, и была ночь. И была земля пуста и безлюдна. И не было на ней ни академии, ни институтов, ни научных работников, ни Большой Советской Энциклопедии.

Архимед родил Птолемея. Птолемей родил Галилея. Галилей родил Фарадея. Фарадей родил Резерфорда. Резерфорд родил Петра Леонидовича Капицу. И увидел великий Нильс Бор, что это хорошо!

Как-то раз академик получил очередную посылку из Туманного Альбиона, где среди научных журналов и препринтов выделялась своей яркой пестротой книга «Капица – русский атомный царь». На суперобложке были изображены атомный гриб и профиль академика. Рисунок сопровождался краткой и довольно глупой аннотацией: «Петр Капица – сын генерала старого режима. Он был любимым учеником Резерфорда, но бежал в Россию, чтобы подарить своей стране самое страшное оружие современности… Черный демон науки, от взгляда которого трепетали все, начиная от лаборанта и кончая диктатором Джозефом Сталиным».

Посмеявшись над глупостью английского борзописца, академик быстро просмотрел книжку, не удержавшись несколько раз от взрывов смеха. Чего тут только не было! А в нескольких главах действие происходило прямо на Николиной горе, где Капица будто бы устраивал костюмированные балы, принимал роковых женщин и проводил вальпургиевы пиршества. Похоже, что в этом сборнике исторических анекдотов и пасквилей ему приписали многое из того, чем занимались некоторые обитатели этих исторических мест и о чем автор «Атомного царя» имел весьма смутное представление, действуя по принципу «испорченного телефона». Может быть, до него как-то дошли смутные слухи о дачных утехах Василия Сталина, лодочных прогулках-загулах министра внутренних дел Сергея Круглова и оргиях писателя Анатолия Сафронова, набиравшегося сил для будущей борьбы с А. Солженициным и А. Сахаровым…

Отложив в сторону книгу, академик погрузился в воспоминания…

На ответственном заседании, которое проводил всесильный куратор атомного проекта Л. П. Берия, обсуждался очень непростой вопрос об организации сложнейшего производства – разделения изотопов урана. Работы в целом продвигались вполне успешно, но для внедрения промышленной технологии необходимы были некоторые дополнительные эксперименты и примерно еще полгода исследований. Эта досадная отсрочка совершенно вывела из себя Берию, уже готовившего победные реляции Хозяину – Сталину. Обладая взрывным характером, он не смог выдержать спокойного ритма аргументированного доклада и, грубо прервав выступающего, как всегда, разразился потоком площадной брани. Ученое собрание потерянно молчало, кто-то стыдливо краснел, потупив глаза, а кто-то бледнел от трудно сдерживаемых эмоций.