Читать книгу "Лейла, снег и Людмила - Кафа аль-Зооби"

Развязка наступила лишь после того, как он провел в заточении почти час. Когда Максим Николаевич уже перестал замечать рыдания Натальи и ее непрерывный стук в дверь и углубился в собственные мысли, до его слуха донесся смех Людмилы, прервавший его грустные мысли и обещавший спасение.

– Что с тобой? – услышал он голос Люды, смешанный со смехом. – Ты с ума сошла? Ну-ка, отойди отсюда и дай бедняге выйти!

Но Наталья не подчинилась, а продолжала стучать в дверь, требуя сказать ей правду.

– Но какую правду? – спросила Люда, изумленная этим неожиданным комедийным развитием событий.

– Спроси у него. Спроси, и пусть он мне объяснит, я хочу знать! – ответила Наталья заплетающимся языком.

– Максим Николаевич! – позвала Люда громко и насмешливо. – Вы еще живы там?

– Прошу вас, Людмила Олеговна, – откликнулся он тихо, словно не хотел, чтобы Наталья услышала его, – помогите ей уйти отсюда. Она не дает мне возможности выйти.

– Вижу и слышу, но боюсь, вам сначала придется сказать правду.

– Какую правду?

– Я не знаю. Наталья говорит, что вы что-то скрываете.

– Да не скрываю я никакой правды, она бредит!

И добавил словно про себя:

– Я скрываю правду! Какую правду, черт побери? Она не понимает, что я не только не знаю всех правд, но не могу найти ни одной из них!

Он не услышал ответа Люды, но до него донеслось сердитое ворчание Натальи, и Максим Николаевич понял, что Люда уводит подругу от двери. Через минуту он услышал Людин голос:

– Я сомневаюсь, что вам удастся найти правду там, где вы сейчас находитесь, – она засмеялась. – Поэтому предлагаю вам выйти, тем более что дорога стала свободна, а мне нужно в туалет. Не за правдой, а за тем, чтобы оставить ее там.

В ту ночь Люда смеялась до колик в животе. Когда ей удалось уложить Наталью, она встала у окна, вглядываясь в холодную осеннюю тьму. Комедийная часть окончилась вместе с горючими слезами Натальи, которые она пролила, сетуя на свою несчастную жизнь и на то, что ее все отвергают, бросают, и никому она не нужна. Люде, которая слушала молча, без попытки утешить, казалось, что Наталья плакала не для того, чтобы вызвать жалость, а чтобы еще глубже пожалеть себя и пролить еще больше слез.

Спектакль окончился, и после безудержного приступа смеха Люду охватила печаль. Она стояла у окна, с грустью и горьким беспокойством думая о том, что не обладает достаточной твердостью, чтобы оставаться наблюдателем происходящего. Возможно, однажды и она, сама того не ведая, станет героиней подобного спектакля. Как она может быть уверена, что ее недалекое будущее не таит в себе такое же отвратительное унижение, какое испытала Наталья?

«Я должна предупредить это будущее, пока оно не наступило», – так думала Людмила, следя за Иваном, который, погруженный во мрак ее неприятия, пересекал двор в направлении к дому. Настало время, чтобы в ее жизни появился новый человек. Человек, который полюбит ее, в поте лица вымостит ей дорогу в будущее шелковым ковром и украсит золотыми гирляндами.

Неожиданно раздавшийся звонкий храп Натальи заставил ее вздрогнуть. Она повернулась и несколько мгновений глядела на соседку. К Людмиле вернулось ее прежнее веселое настроение, и с улыбкой на лице она сказала про себя: «Глупая ты, Наташа. И как ты могла подумать, будто Максим Николаевич может в тебя влюбиться?»

Тогда ей не приходило в голову, что чудо случится, и что скоро любовь настигнет Максима Николаевича. Но любовь не к Наталье, а к ней, Люде.

Лейла

Лейла переехала в коммунальную квартиру спустя несколько дней после «туалетной пятницы», как называла тот день Люда, и в ее переезде Наташа нашла новый повод, чтобы завязать разговор с Максимом Николаевичем, настойчиво избегавшим соседки. В субботу утром она позвала его и, познакомив с Лейлой, сказала:

– Представь себе, Максим, Лейла чуть не отказалась от комнаты из-за твоего Маркиза. Я даже смеялась, думая: «Боже! Как можно бояться это смирнейшее создание, которое и мухи не обидит!»

Видя, что Максим Николаевич не реагирует на ее слова, она вновь заговорила с ним как ни в чем не бывало:

– А тебя не удивляет, что наша новая соседка арабка? Я не думала раньше, что арабки одеваются, как мы, и что они могут в одиночку выезжать в другие страны.

Она говорила это, глядя на Лейлу с удивлением, словно видела перед собой человека из прошлого, но, как ни странно, похожего на нее. Затем обратилась к ней с вопросом:

– А в самом деле, почему ты приехала сюда одна? И как тебе родители разрешили? По моим представлениям, арабы строго относятся к своим женщинам.

– Похоже, у вас ошибочные представления, – ответила ей Лейла.

В этот момент она ощутила гордость. Ее жизнь в Петербурге, ее внешность и поведение – убедительные доказательства несостоятельности господствовавших представлений если не в отношении всех арабских женщин, то, по крайней мере, в отношении ее самой.

Но ощущение гордости длилось недолго.

Лейла хорошо понимала, что ее случай нетипичен, и ее трудно считать образцом арабской женщины. И в Россию ее привела не вера отца в свободу женщины вообще или право дочери на свободу. Решение о ее учении в Советском Союзе, принятое им внезапно, и о котором он позднее будет сожалеть, отражало лишь его эмоциональную привязанность к коммунистическим идеалам.

Лейла помнила, как отец, уже приняв решение об отправке ее в Советский Союз изучать медицину, еще долго отвечал всем осуждавшим его: «Я отправляю ее не в чужую страну, а в Советский Союз, где она будет среди наших советских товарищей».

Как будто он отправлял ее к ангелам, – казалось ей тогда, – которым мог доверить дочь без колебаний, и спать спокойно, потому что те будут оберегать ее так, словно она находится под его собственной опекой. Выражение «наши советские товарищи» несло в себе ощущение дружеского тепла и доверия. Оно внушало отцу покой и стирало все опасения, связанные с поездкой в чужую страну, где жили не ангелы, а обыкновенные люди, царили другая культура и другие, отличные от его, ценности.

Лейла попыталась объяснить Наталье и Максиму Николаевичу, который внимательно слушал ее, что не все арабы придерживаются консервативных традиций и что среди них много прогрессивно мыслящих людей, стремящихся изменить политические и социальные условия. Она уже готова была рассказать им о своем отце-коммунисте и о его нелегкой борьбе, потому что, несмотря на личные качества отца, гордилась им и его прошлым. Но не стала говорить о нем и вскоре замолчала, боясь, что беседа приведет к бесполезному спору, тем более что нынешние перемены в России связаны не с борьбой за достижение коммунистических идеалов, а с отказом от них.

Позднее выяснилось, что она поступила правильно, поскольку к тому времени ее отец уже отказался от коммунистической идеологии. Она узнала об этом из письма, полученного от брата примерно через месяц, в котором он сообщал, что отец оставил политическую деятельность, придя к убеждению, что коммунизм не более чем великая ложь и что единственная истина в этом мире – Бог.