Читать книгу "Такой же предатель, как мы - Джон Ле Карре"

Люк послушно сел. Но Гектор остался стоять, глубоко засунув руки в карманы, ссутулив плечи и хмуро глядя на незажженный камин со старинными медными щипцами, кочергой и потрескавшейся кожаной отделкой. Люк отметил, что атмосфера в библиотеке стала гнетущей, если не угрожающей. Возможно, Гектор тоже это чувствовал — он сбросил маску беспечности, и его худое, болезненное лицо сделалось мрачным, как у гробовщика.

— Хочу кое о чем тебя спросить, — объявил он, обращаясь скорее к камину, чем к Люку.

— Валяй.

— Самое страшное зрелище в твоей жизни? Где угодно. Не считая уставленного тебе в лицо пулеметного дула в гостях у пресловутого наркобарона. Голодные дети в Конго, с раздутыми животами и отрубленными руками, обезумевшие от голода, слишком слабые, чтобы плакать? Кастрированные мужчины, с собственными членами во рту и глазницами, полными мух? Женщины со штыками, засунутыми по самые гланды?

Люк никогда не служил в Конго, а потому предположил, что Гектор описывает виденное им самим.

— У нас были свои аналоги, — сказал он.

— Назовешь парочку?

— Звездный час колумбийского правительства. С американской помощью, разумеется. Горящие деревни. Изнасилованные, замученные, порубленные на куски жители. Убивали всех, кроме одного, чтобы было кому рассказать о случившемся.

— Что ж, мы с тобой мир повидали, — подытожил Гектор. — Не протирали зря штаны.

— Точно.

— А вокруг всего этого крутятся грязные деньги, цена человеческих страданий, — тоже видали. Миллиарды в той же Колумбии. Сам знаешь. Один твой барон хрен знает сколько нагреб. — Гектор не ждал подтверждения. — Миллиарды — в Конго. В Афганистане. Одна восьмая гребаной мировой экономики черна как сажа. И нам об этом известно.

— Да.

— Кровавые деньги. Все без исключения.

— Да.

— Не важно, где они сейчас — в коробке под кроватью лидера экстремистов в Сомали или в почтенном лондонском банке. Цвет от этого не меняется. Они по-прежнему остаются кровавыми.

— Ты прав.

— Никакого блеска, никаких оправданий. Это доходы от вымогательства, продажи наркотиков, убийств, запугиваний, массовых изнасилований, рабства. Кровавые деньги. Останови меня, если я преувеличиваю.

— Ничего ты не преувеличиваешь.

— Есть только четыре способа затормозить процесс. Первый: начать охоту за людьми, которые этим занимаются. Ловить их, убивать, сажать в тюрьму. Если получится. Второй: контролировать поток продукции. Перехватывать ее, не выпускать на улицы и рынки. Если получится. Третий способ — наложить руку на доходы и выкинуть ублюдков из бизнеса.

Повисла нехорошая пауза, во время которой Гектор, судя по всему, размышлял о вещах, не касающихся Люка. Думал ли он о торговцах героином, которые превратили его сына в преступника и наркомана? Или о стервятниках-капиталистах, которые пытались прикрыть его семейный бизнес и выкинуть шестьдесят пять лучших мужчин и женщин Британии на свалку?

— Есть и четвертый путь, — возобновил свою речь Гектор. — Очень скверный. Испытанный, простой, самый удобный, наиболее распространенный и наименее шумный. К черту людей, которые голодают, подвергаются насилию и пыткам, дохнут от наркоты. К черту человеческие жизни. Деньги не пахнут, если их много и они наши. Думай масштабно. Лови мелкую рыбешку, не трогай акул. Кто-то отмыл пару миллионов? Конечно, он преступник, зовите инспекторов — и за решетку его. Но несколько миллиардов? Другое дело. Миллиарды — это статистика. — Гектор закрыл глаза и вновь ушел в себя; на мгновение его лицо стало похоже на посмертную маску — по крайней мере, так показалось Люку. — Тебе вовсе не обязательно со мной соглашаться, старик, — добродушно сказал он, очнувшись. — Дверь открыта. Учитывая мою репутацию, многие на твоем месте уже сбежали бы.

Это прозвучало как утонченное издевательство, поскольку ключ от двери лежал у Гектора в кармане, но Люк оставил свои соображения при себе.

— Можешь вернуться в контору после ланча и сказать Королеве кадров: «Спасибо огромное, но я предпочту отмотать свое на первом этаже». Сиди там, жди пенсии, держись подальше от наркобаронов и чужих жен, расслабляйся и плюй в потолок до конца жизни. Никаких синяков и шишек.

Люк выдавил улыбку:

— Проблема в том, что я не мастер плевать в потолок.

Но Гектора было уже не остановить.

— Я предлагаю тебе билет в никуда без пункта назначения, — горячился он. — Если согласишься — ты в глубокой жопе пожизненно. В случае провала мы — два неудавшихся разоблачителя, которые пытались нагадить в родном гнезде. В случае победы нас объявят вне закона в Уайтхолле, Вестминстере и всех промежуточных инстанциях. Не говоря уже о конторе, которую мы по мере сил любим, чтим и слушаемся.

— Это вся информация?

— Ради нашей с тобой безопасности — да. Никакого секса до брака.

Они подошли к двери. Гектор достал ключ.

— А насчет Билли-Боя… — начал он.

— Что?

— Он за тебя возьмется. Без вариантов. По принципу кнута и пряника. «О чем с тобой говорил чокнутый Мередит? Что он затевает, где, кого нанимает?» Если он назначит тебе встречу, сначала посоветуйся со мной — и потом тоже доложишь. Чистеньких в этом деле нет. Все виновны, пока не доказано обратное. Уговор?

— До сих пор я неплохо держался на перекрестных допросах, — отозвался Люк, решив, что пора постоять за себя.

— И все-таки? — не унимался Гектор.

— Кстати, речь, случайно, не о русских? — с надеждой спросил Люк.

Впоследствии он подозревал, что в эту минуту его посетило откровение свыше. Он был русофилом и искренне жалел, что его изъяли из обращения якобы из-за чрезмерных симпатий к мишени.

— Может быть, и о русских. Да, черт возьми, о ком угодно, — отрезал Гектор, и его большие серые глаза вновь загорелись фанатичным огнем.

Согласился ли в конце концов Люк на это предложение? Сказал ли он: «Да, Гектор, я пойду за тобой с завязанными глазами и скрученными руками, точно как в колумбийском плену. Да, я присоединюсь к твоему загадочному крестовому походу»?

Нет, не сказал.

Даже когда они сидели за ланчем (который, по восторженному отзыву Гектора, был вторым по убогости в мире, но стремился к первенству), Люк по-прежнему терзался сомнениями и гадал, не приглашают ли его принять участие в кулуарной войне, в которую время от времени против ее воли втягивают Организацию — с самыми печальными последствиями.

Начало любезного застольного разговора также отнюдь не развеяло его тревогу. Сидя в столовой клуба, похожей на склеп, за столиком в двух шагах от кухни, Гектор демонстрировал Люку умение вести беседу окольными путями в общественных местах.

За порцией копченого угря он принялся расспрашивать Люка о семье — причем имена его жены и сына назвал правильно; таким образом Люк убедился, что Гектор ознакомился с его личным досье. Когда подали мясной пирог и капусту (сердитый пожилой чернокожий официант в красном пиджаке привез то и другое на лязгающей металлической тележке), Гектор перешел к личной, но довольно безобидной теме — брачным планам его любимой дочери Дженни. От этих планов она, по его словам, недавно отказалась, поскольку парень, в которого она влюбилась, на проверку оказался полным дерьмом.