Читать книгу "Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы - Элла Вашкевич"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не подумайте, умирать-то я как раз и не хотела. Даже ради всех этих замечательных речей. Но мне представлялось, что я вот так полежу некоторое время, послушаю, а потом каким-то чудом воскресну. Потом, когда я узнала, что просто так воскреснуть не получится, что умирают насовсем, я охладела к мысли о героической смерти.
Но о подвиге продолжала мечтать все равно. Особенно хотелось получить медаль — зримое доказательство совершенного подвига. У нашего дворника была медаль, и я воображала, что это за какие-то героические заслуги.
Только знаете, что я узнала, прожив долгую жизнь? Подвиги никому не нужны. Точнее даже не так. Они нужны. Как и герои. Но только пока подвиг не совершен. А когда уже все сделано — милости просим на выход, вам тут больше делать нечего. Вы смотрели фильм «Осторожно, бабушка!»? Наверняка смотрели. Вы ведь готовились к этим беседам, а там у меня практически главная роль.
Да-да, именно тот фильм, где я играю этакую бывшую героиню-революционерку, которая теперь занимается выращиванием элитных кур на птицеферме с тем же энтузиазмом, с которым когда-то в молодости делала революцию. У нее внучка, которая работает директором местного дома культуры. Недостроенного. И вот он, главный конфликт фильма — дом культуры нужно достроить. Это то самое общественное дело, которое должно быть превыше всех личных. Из-за этого герои фильма отказываются от любви, дружбы… В общем, ведут себя так, как положено идеальным молодым людям советской эпохи, которых хоть сию секунду на любой плакат, рекламирующий здоровый образ жизни.
И никогда в жизни этот дом культуры не был бы достроен, и сидела бы молодежь по медвежьим углам, если бы не бабушка и ее команда стариков. Именно эти давно бывшие, давно пенсионеры, выбивают материалы, сами строят… Молодежь же спохватывается, что можно было бы и руки приложить, только когда видит работающих стариков. Да…
Но для меня самым главным был финал фильма. Когда дом культуры уже построен, все любовные истории пришли к благополучному завершению и вот-вот состоится первый концерт на свежепостроенной сцене. Вы помните, что тогда происходит? Да, всех стариков с почетом провожают к выходу! Моя героиня говорит: «Ну вот, теперь можно и уходить», — и все уходят! Да, с цветами. Да, с наилучшими пожеланиями. Да, с уверениями, что эти старики — самые-самые и лучше них нет никого. Но — они уходят, а молодежь остается в новеньком доме культуры. Героям же там нет места. Мавр сделал свое дело, мавра просят выйти вон и не загромождать сцену.
А что же остается старикам? Такой, понимаете ли, оптимистичный финал… Но загляните чуть дальше. За те двери, которые закрылись за героями. И вы увидите, как они сидят в одиночестве в холодных темных комнатах и вспоминают совершенные ими подвиги. Но эти подвиги не зажигают свет, не наполняют дома теплом и уютом. Там — одиночество.
Так кому он нужен, этот героизм, если потом все равно приходится сидеть в темноте и одиночестве? А кто-то слушает концерт, кто-то веселится в доме культуры, который ты построил. Но тебе там нет места.
Вы хотите сказать, что для моей героини в этом фильме все закончилось иначе? Что она не осталась одна? У нее ведь есть внучка, обожающая бабушку. Помилуйте! У внучки ведь любовь! Она нашла там себе молодого человека, и дело уже сильно пахло свадьбой. Значит, героическая бабушка ей уже не нужна. Так что никакого «иначе». Темнота и одиночество.
Включить свет? А зачем? Кому он нужен? Что осветит включенная лампочка? Пыльную старую мебель? Продавленный диван? Кресло с облупленной обивкой? Разлохматившуюся бахрому у скатерти на столе? Какой смысл на все это смотреть? Другое дело, если бы можно было посмотреть в чьи-то глаза. Но их-то как раз и нет! Поэтому лучше свет не включать. В темноте по крайней мере можно вообразить себе хоть царские палаты. А на свету сразу видно все убожество одиночества.
Одиночество всегда убого, вы не замечали? Вы можете нарядить его в шелк и бархат, украсить бриллиантами, но никогда не сможете спрятать взгляд потерявшегося, много битого щенка — первый признак одиночества. И можно задирать нос, говоря, что тебе никто не нужен, что одному быть гораздо лучше, что именно одиночество дает необходимую свободу, особенно творческому человеку, но взгляд выдает сразу. Мгновенно. Поэтому темные очки — это изобретение одиноких людей. Скрывшись за темными очками, можно рассуждать о комфорте одиночества.
Когда я умру, моя старая мебель будет ужасающе одинока. И к ней никто не придет в гости, как приходили ко мне. Придут только мусорщики, чтобы вынести все на свалку и сжечь. Что-то будет с моей последней домработницей?
— Ты обратил внимание, что она все время возвращается к воспоминаниям детства? — спросил Психолог. — Будто ищет там какой-то ключ, тот момент, который изменил всю ее жизнь, явился причиной того, что она прожила долгие годы именно так, как прожила, а не как-то иначе. Она оправдывает это старостью. Мол, в старости всегда хочется вспоминать о молодости. Но на самом деле просто не хочет видеть своих ошибок, а напротив — убеждает себя, что была права во всем и по-другому никак жизнь сложиться не могла.
— Но при этом говорит, что если бы писала книгу воспоминаний, то это была бы жалобная книга, — заметил Бес. — То есть ее не удовлетворяет собственная жизнь.
— Еще бы она ее удовлетворяла! Жить с сознанием того, что ты — урод, который не нужен собственным родителям… Да такие травмы не проходят никогда! — воскликнул Психолог. — А к старой мебели она относится как к себе самой. Переносит на нее свои переживания. Ставит себя на место старой тахты. И все время приходит к одному выводу: она никому не нужна.
— Хорошо жилось всем ее домработницам, — заметил Бес. — Иметь хозяйку с такими комплексами — это же мечта и сказка. Можно беззастенчиво воровать, а у хозяйки даже язык не поворачивается упрекнуть, не говоря уже о том, чтобы выгнать.
— Да уж… — Психолог откинулся в кресле. — Давай, друг, сегодня коньяку выпьем. Не будем ни о чем думать, ни о чем говорить. Просто — коньяк с лимоном.
— Шустовский? — Бес аж вытянул шею в предвкушении.
— Я тебе что, Черчилль, что ли? — расхохотался Психолог и достал бутылку армянского коньяка. — Пять звезд, давно берег для особого случая.
— А что, сейчас какой-то особый случай? — удивился Бес. — Почему я не знаю?
— Да нет случая. Просто я подумал — а почему бы и не выпить? Мало ли, вдруг у этой бутылки от лежания в ящике стола тоже развиваются какие-то комплексы…
Психолог изучающе поглядывал на Раневскую. Было видно, что настроение у нее нехорошее, глаза слишком возбужденно блестели, рот часто кривился сердитой гримасой. Психолог ожидал взрыва. Но к его удивлению, она спокойно прошла к дивану, устроилась на подушках и завернула ноги в плед, не сказав при этом ни одного резкого слова. Потом посмотрела на Психолога и фыркнула с насмешкой. Лицо ее тут же расслабилось, и недовольная гримаса исчезла. Будто она задала себе какой-то вопрос, помучилась некоторое время в поисках ответа, и вот готово — задача решена, можно выбросить проблему из головы.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы - Элла Вашкевич», после закрытия браузера.