Читать книгу "Бей врага в его логове! Русский десант в Америку - Владислав Морозов"

А потом на его багровом фоне возникла тёмная точка вертолёта, целенаправленно двигавшегося в мою сторону. По мере приближения вертушка обрела облик пятнистого, серо-зелёного Ми-171 в салонном исполнении, без каких-либо подвесок и опознавательных знаков.

Когда пыль осела, а несущий винт наконец замер неподвижно, из вертолёта по выставленному борттехником трапу выбрались две персоны женского пола, внешний облик которых совершенно не гармонировал с бараками, степью и потрескавшимися бетонными плитами вертолётной площадки.

Первой была, разумеется, Мадам Подпол. Как обычно, не к месту элегантная, на шпильках и в тёмном костюмчике (интересно, я её хоть когда-нибудь в военной форме увижу, чтобы понять, из какого именно подпола эта подполковник?), с сумочкой на плече и небольшим портфельчиком в руке. Как обычно, она возбуждала во мне нечто такое, чего я, при всём желании, тем не менее всё-таки не смог бы определить термином типа «влечение» или «желание». Профессиональное это у неё, что ли?

А вот вторую, прилетевшую вместе с ней, мадам я раньше никогда не видел. Очередная тайна, покрытая платьем, – тоже остроносые туфли на каблуках и тёмно-серый костюм с узкой юбкой до колен. Только жакет не приталенный, как у Мадам Подпол, а свободного покроя, с глухой, как у кителя-«сталинки» застёжкой под горло. Довольно высокая (на фоне мелкой неистовой Данки), смуглая, как мне показалось, слегка полноватая брюнетка с короткой стрижкой. Я бы сказал, внешность у незнакомки была почти фотомодельная, и кого-то она мне явственно напоминала. Не без усилия вспомнил, кого именно, – ну вылитая же актриса Клаудия Кардинале на пике карьеры (то есть лет в 35–40), если я, конечно, ничего не путаю! Только лицо у незнакомки было какое-то слишком правильное (настолько, что с некоторых ракурсов казалось отполированным) – ни морщин, ни прочих неровностей, и по мере того, как обе бабенции приближались ко мне, я, кажется, понял почему. Излишне правильные черты лица в сочетании с лёгким красноватым «загаром» более всего напоминали следы восстановительной пластической хирургии. Я подобное уже несколько раз видел, причём это были люди, сильно пострадавшие от ожогов. То есть, по здравом размышлении, этой незнакомке кто-то долго и тщательно восстанавливал физиономию, и не исключено, что при этом восстановитель смотрел как раз на фотки той самой Клавы Кардинале. При этом нельзя исключать, что личико ей могли перекроить и из каких-нибудь секретных соображений. Вдруг она какая-нибудь глубоко провалившаяся шпионка, типа забытой ныне Аньки Кущенко-Чапман?

Когда они подошли вплотную, я увидел, что под глухим воротом жакета незнакомки, на шее слева, виден хорошо заживлённый, а когда-то, видимо, совершенно чудовищный шрам в виде красноватой полосы, доходящей до левой скулы. Кроме того, я увидел, что портфельчик (такой же, как у Данки, только попроще и подешевле) незнакомка держит в правой руке, а её левая рука всё время опущена вдоль туловища, и на ней чёрная перчатка из мягкой кожи. Ого! Эта дамочка без руки, что ли?! Ну ничего себе…

– Здорово, Дана Васильевна, – приветствовал я Мадам Подпол, не вставая с кучи зелёных ящиков от НАРов. Подозреваю, что со стороны, на фоне этих одетых, как на деловой приём, у какого-нибудь Дональда Трамповича, «принцесс тайной войны», я в своей ношеной, многократно пропотевшей брезентовой «горке» с капюшоном, мятом кепаре, тельнике и грязных берцах смотрелся полнейшим вахлаком. Однако во фраке их, что ли, встречать? С оркестром и почётным караулом? Времена для подобных парадов вроде бы категорически не те…

– И тебе, майор, не хворать, – ответила неистовая Данка в своей обычной манере. – Чего тут у тебя стряслось?

– Сводку читали?

– Читали, но там всё в самых общих чертах. Написано – подрыв армейской транспортной колонны с применением нестандартного взрывного устройства.

– Очень нестандартного, я бы сказал. Кстати, а кто это с тобой?

– Дегтярёва Анжела Дмитриевна, майор, – представилась незнакомка. Я отметил, что голос у неё чуть хрипловатый, а зубы во рту ей, похоже, тоже заменили, причём не сильно давно.

– Мы вместе работаем, – пояснила Мадам Подпол. – Она наш лучший специалист по, скажем так, нестандартной взрывчатке и взрывным устройствам.

– Где это вас так? – спросил я, вставая наконец с бомботары и кивая на левую руку этой самой Анжелы Дегтярёвой.

– Далеко. Когда всё это только началось, я с семьёй жила в Тель-Авиве.

– Ну ничего себе… Давно не видел живого человека из Израиля… А работали, надо полагать, в Моссаде, Шин-Бет или армейской разведке ЦАХАЛа?

– Вроде того, – ответила майор Дегтярёва, чья фамилия в прошлой жизни, видимо, была кардинально иная. Может, даже Зильберштейн или Цукерман…

– И за что вас?

– Да вот, долго убивали, но не так, и не убили, – вздохнула Дегтярёва со знакомой всем хоть немного повоевавшим людям трагической интонацией…

– Ну, на то и война. Со мной тоже всякое бывало, – сказал я сочувственно.

И тут же рывком вспомнил: а как и когда это было, когда меня убивали в крайний раз? Так, чтобы был не просто ближний бой с банальным пиф-паф-ой-ой-ой, а именно убийство без вариантов?

Припомнил. Давно это было. Зима, засыпанная серым снегом пустошь на границе Европы и Азии. Я лежу на спине в грязной гусеничной колее, ни рукой ни ногой не шевельнуть, всё болит, в голове под танкошлемом – колокольный звон, передо мной лениво дымится корма БМП-1, из башенного люка которой меня накануне выкинуло взрывом эрпэгэшной гранаты.

До того нам перебило гусеницу и заклинило башню, и уже ничего не оставалось, кроме как покинуть машину, что я и пытался сделать. А между мной и БМП стоит этакий бородатый раскосый чёрт в камуфляже, разгрузке и чёрном чепчике, поверх которого повязана зелёная лента с какой-то цитатой, явно из Корана, и, приговаривая: «Прощайся с жизнью, билят!», заносит кинжал. Красивый такой кинжал, золочёная рукоять с каменьями, может, фамильная реликвия, а может, и украл где.

А я чётко понимаю, что «стечкин» у меня во внутреннем кармане комбеза, но меня столь качественно шваркнуло оземь, что я совершенно не в состоянии расстегнуть комбинезон и до пистолета уже явно не дотянусь. А значит, этот бабай таки зарежет меня. По всем их тупым правилам, как барана на курбан-байрам, чирк по горлу, и нету…

Спасла меня тогда, как ни странно звучит, родная техника. В момент, когда кинжал уже был занесён, а я в отчаянии закрыл глаза, бахнул сильный взрыв, после которого надо мной что-то прошелестело – в БМП очень кстати рванули остатки топлива и боезапаса. Открываю я глаза и вижу – лишившаяся башни и части верхних броневых плит БМП горит ярким пламенем, а там, где только что был этот долбаный «Махмуд-поджигай» с кинжалом, стоят на снегу две ноги… А всего остального, то есть того, что выше бёдер, просто нет – то ли его сорванной башней приложило, то ли ещё какой крупной броневой деталью обкорнало. А из сугроба вдруг высовывается чумазая рожа в танкошлеме – мой мехвод Ершов (мы с ним на пару остались прикрывать отход, я поначалу подумал, что его убило тем же самым попаданием из РПГ, которым перебило гусеницу, а он, оказывается, выбрался из машины и вполне себе жив) и смеётся насморочным голосом: «Гляди, старлей, как чуркистан мозгами раскинул! Любо-дорого посмотреть!»