Читать книгу "Игра на вылет - Михал Вивег"

— Пойми, мне тоже тяжело туда идти, — шепчет она.

Джеф

Куда бы он с Евой после свадьбы ни приехал — в гости ли к знакомым, на дачу, в отпуск к морю, — они всегда там. Маленькие обожатели. Так их окрестила Ева. В основном им от пяти до десяти. Когда они впервые видят Еву, долго пялятся на нее, открыв рот, и в течение последующих двух минут без памяти влюбляются. С этой минуты — от нее ни на шаг. Приносят цветные карандаши и рисуют для нее самую красивую картинку, на какую способны. Когда Еве нужно в туалет, они сопровождают ее и преданно ждут у двери.

— По крайней мере, надеюсь, что так, — кисло говорит Джеф.

На каждой прогулке они хватают Еву за руку и уже не отпускают. Джефа отталкивают и нарочно путаются у него под ногами. Когда он хочет Еве что-то сказать, перебивают его. Когда он хочет на пляже намазать Еву кремом, вырывают крем у него из рук и делают это сами. Когда наконец он хочет заняться с Евой любовью, то обнаруживает, что в кровати на его месте спит Себастьян. Хотя Джеф формально и муж Евы, но в данную минуту это ничего не значит — сейчас Ева во власти одного Себастьяна. Потом это будет Риша. Или Павлик. Или какой-нибудь другой заморыш. Они с деланой, коварной детской невинностью будут прижиматься к его жене. Садиться ей на колени, класть голову ей на грудь и даже целовать ее. Родителям, бабушкам, дядюшкам и другим родственникам это кажется прелестным, Джефу — бесстыдным. Внешне он улыбается вместе с остальными, но в глубине души всех этих маленьких ублюдков ненавидит — так же, как и они его. Они отказываются идти по грибы, если с ними не пойдет тетя Ева. Отказываются кататься на лыжах, если тетя Ева не будет ездить с ними на подъемнике. Отказываются спать, пока тетя Ева не прочтет им сказку. Они впадают в истерику, когда не могут сидеть рядом с ней, и Джеф поневоле уступает им место.

— Настоящие вымогатели эмоций! — говорит он Еве, когда они, вернувшись с лыжной трассы, переодеваются в комнате. — Разве никто не видит этого? Не понимаю, почему вы все это терпите?

В дверь опять кто-то стучит: в коридоре стоит очередной обожатель не выше метра. Джеф решительно становится в проеме.

— Тетя Ева пойдет играть в лото?

Мальчик пытается заглянуть внутрь; Джефу приходится оттолкнуть его рукой.

— Наверняка не пойдет, — говорит он без улыбки. — Тетя Ева лото на дух не переносит. Тетю Еву от лото тошнит.

— Ты врешь!

Это дрянцо проскальзывает у него между ног, вбегает в комнату и прыгает в объятия полураздетой Евы.

Ева смеется.

Ева

В конце восьмидесятых она узнала от Скиппи и двух других врачей, что существуют разные виды альтернативных родов. Естественно, она хотела бы родить в воде, но когда в январе 1990 года она сказала об этом своему гинекологу, он посмотрел на нее так сочувственно, словно она поделилась с ним своим желанием родить в куче грязного снега под окнами его приемной.

— Я должен напомнить вам, что человек — млекопитающее, — говорит он ей с неприятной улыбкой. — У вашего ребенка жабры определенно будут отсутствовать…

Она знает, что у доктора явно предвзятое мнение, однако у нее не хватает смелости начать с ним спорить.

Вопреки всем уверениям, что первородящие перенашивают, предродовые боли начались у нее уже 29 июня к вечеру — за три недели до установленного срока. Она не совсем убеждена, что это действительно схватки, но зачем рисковать? Собрав вещи, заказывает такси. Джеф в двухдневной служебной командировке в Лондоне; она не упрекает его, он не ожидал этого. Она звонит родителям, но ей отвечает автомат. В конце концов звонит в Берлогу.

— Привет, — удивленно говорит ей Том. — Джефа здесь нет.

— Я знаю.

Она начинает ему несколько пространно объяснять ситуацию.

— Еду с тобой, — прерывает ее Том. — Через десять минут я у тебя.

Он поспевает как раз вовремя: следующие схватки начинаются, когда она выходит из дому. Том бросается к ней и бережно поддерживает ее. Таксист стоит у машины и курит.

— Господи! — восклицает, увидев ее. — Обалдеть!

— В Подоли, — сообщает ему Том. — Роддом в Подоли.

— Главное, спокойствие, — советует таксист, поначалу принявший Тома за случайного прохожего.

Он гасит сигарету, садится за руль и запускает мотор. Том открывает заднюю дверцу и помогает Еве сесть в машину. Таксист смотрит на них в зеркало заднего вида, под которым качается маленький кубик Рубика. Ева сосредотачивается на его цветах: красный, зеленый, желтый, синий.

— Все в порядке, мадам?

— В полном.

Том быстро обегает машину и садится возле нее. Боли прекращаются.

— Папочка еще не грохнулся в обморок? — острит таксист.

— Это не совсем папочка, — говорит Ева.

— Ну тогда пардон.

Они едут вверх по Таборской. Ева улыбается Тому и берет его за руку. Он чувствует, как к горлу что-то неудержимо подступает — наворачиваются слезы.

— Главное, спокойствие! — повторяет таксист в зеркало.

Том раз-другой откашливается, пытается овладеть собой.

— Прости, — шепчет он ей. — Прости.

С Панкраца они съезжают вниз на набережную: она видит реку и мачты пришвартованных судов — вид воды, как всегда, ее успокаивает. Заметив на тротуаре перед въездом в род дом машущего Скиппи, она начинает смеяться.

— О господи! — вздыхает Том.

Скиппи бежит рядом с машиной и стучит по капоту.

— Это тоже не папочка, — сообщает таксисту Ева, — но обязательно остановитесь.

Таксист тормозит. Скиппи открывает переднюю дверцу и садится; мгновенно поворачивается к Еве и берет ее за правую руку (левой она все время держит Тома).

— Милочка моя! Девочка! — стонет он. — Ты в порядке?

Таксист с удивлением смотрит на них.

Несмотря на отсутствие каких-либо осложнений, роды длятся почти одиннадцать часов. Когда Еву ранним утром следующего дня везут на каталке, бог весть почему она считает лампочки на потолке: три, четыре, пять… Она узнает свою палату, приходит в себя, и первый ее вопрос: где ребенок? Но прежде чем больничный служитель успевает ей ответить, является врач с Алицей на руках. Ребенок спит, волосики слеплены засохшей кровью.

— Девочка абсолютно здоровая, — говорит врач с улыбкой.

Ева, подвинувшись, освобождает для Алицы на постели место и прикрывает ее. Не сводит с нее глаз. Доктор кивает на металлический столик, где стоит пластиковое ведро с розами.

— Цветы, видимо, принес ваш отец.

Ева вскрывает приложенный конверт и поднимает брови.