Читать книгу "Беглянка - Элис Манро"

Это о своем отце.

Так странно.

В отличие от Джулиет, Пенелопа не боялась выходить с ним в море, даже в непогоду. Наоборот, уламывала и часто добивалась своего. Когда она деловито шла за Эриком, надев спасательный жилет и волоча то снаряжение, которое могла унести, на лице у нее отражался самый серьезный настрой. Она умела ставить сети, ловко, быстро и беспощадно обезглавливала и паковала улов. Было время, когда она – лет с восьми до одиннадцати – говорила, что хочет стать рыбачкой, и Эрик отвечал, что девочкам сейчас открыты все пути. Джулиет не исключала для дочки такой возможности, поскольку Пенелопа росла смышленой, но не книжницей, отличалась храбростью и физической силой. Но Эрик, когда Пенелопа не слышала, выражал надежду, что она передумает, потому что такой жизни никому не пожелаешь. Он всегда так отзывался о трудностях и превратностях своего промысла, но как раз этим, по мнению Джулиет, и гордился.

А теперь его вычеркнули из памяти. Пенелопа, которая недавно покрасила фиолетовым ногти на ногах и щеголяла временной татуировкой на талии. Его, который заполнял собой ее жизнь. Вычеркнула его из памяти.

Но Джулиет сознавала, что она и сама не лучше. Конечно, ее поглотили поиски работы и жилья. Она уже выставила на торги дом в Уэйл-Бей – у нее и в мыслях не было там остаться. Грузовик Эрика кто-то купил, инструменты, оставшиеся снасти и ялик она раздала. Собаку забрал приехавший из Саскачевана взрослый сын Эрика. Джулиет подала заявления в справочно-библиографический отдел библиотеки какого-то колледжа и в публичную библиотеку; внутренний голос подсказывал, что в ту или другую ее точно возьмут. Квартиру она хотела найти в Китсилано, или в Данбаре, или в Пойнт-Грей. Чистота, порядок и удобство городской жизни не переставали ее удивлять. Вот так живут люди в тех местах, где отец семейства не вынужден уходить навстречу всем стихиям, а завершает свои дела дома. В тех местах, где погода может испортить тебе настроение, но никак не жизнь, а такие унылые материи, как изменение привычек и возможность промысла креветок и лососей, либо вызывали сугубо праздный интерес, либо вообще оставались без внимания. По сравнению с этим жизнь, которую она еще недавно вела в Уэйл-Бей, выглядела неупорядоченной, суматошной, утомительной. И сама она очистилась от горестей последних месяцев – стала оживленной, деловитой, даже похорошела.

Видел бы ее Эрик.

Она постоянно думала о нем в этом ключе. Не то чтобы она для себя не уяснила, что Эрик мертв, но времени прошло еще очень мало. Просто она постоянно взывала к нему в своих размышлениях, как будто он оставался единственным, кому не безразлично ее существование. Единственным, в чьих глазах она надеялась блистать. И поверяла ему свои доводы, открытия, напасти. Это вошло у нее в привычку и делалось настолько машинально, что его смерть на первый взгляд не составляла препятствия.

Тем более что последний их конфликт так и не разрешился. Она все еще призывала Эрика к ответу, обвиняя в измене. И если позволяла себе немножко распушить перья, то тем самым противоречила своим же принципам.

Шторм, выброшенное волнами тело, сожжение на пляже – все это выглядело действом, которое она вынуждена была посмотреть и принять на веру, хотя оно не имело никакого отношения ни к Эрику, ни к ней самой.

Она получила место в справочно-библиографическом отделе, нашла двухкомнатную квартиру, которая была ей как раз по карману, а Пенелопа вернулась в «Торранс-Хаус», но уже на правах приходящей ученицы. Они свернули все дела в Уэйл-Бей, тамошний период их жизни закончился. Даже Криста собралась оттуда уехать, чтобы поселиться в Ванкувере.

А еще до этого, в феврале, Джулиет после работы стояла на автобусной остановке в студенческом городке. Весь день лил дождь, но сейчас на западе образовалась полоска чистого неба, которая багровела в том месте, где солнце закатилось в воды пролива Джорджирд. Этот признак удлинения дней, обещавший смену времен года, оказал на Джулиет неожиданное и сокрушительное воздействие.

Она поняла, что Эрик умер.

Как будто все то время, пока она жила в Ванкувере, он где-то ее караулил, смотрел, не надумала ли она к нему вернуться. Как будто придерживал для нее место. После переезда все ее существование так или иначе замыкалось на Эрике, и она еще не до конца сознавала, что его больше нет. Совсем. Память о нем ушла из обыденности и повседневности этого мира.

Вот, значит, что такое скорбь. Это такое ощущение, как будто в тебя залили ведро бетона, который стремительно застывает. Двигаться тяжело. Войти в автобус, выйти из автобуса, пройти полквартала до дома (как ее сюда занесло?) – все равно что вскарабкаться на скалу. А теперь еще нужно скрывать это от Пенелопы.

За ужином ее затрясло, но она только крепче стиснула нож и вилку. Пенелопа обошла стол и разжала ей пальцы. Она спросила:

– Из-за папы, да?

Позже Джулиет рассказала двум-трем людям (в частности, Кристе), что в этих словах почувствовала дотоле неведомое тепло и прощение всех грехов.

Холодными ладонями Пенелопа стала растирать руки Джулиет, до самых плеч. На другой день она позвонила в библиотеку, сказала, что мама заболела, и несколько дней выхаживала ее, пропуская уроки, пока Джулиет не окрепла. Ну, или, по крайней мере, пока не миновало самое плохое.

За эти несколько дней Джулиет рассказала Пенелопе все. Криста, скандал, сожжение на пляже (до сих пор это чудом удавалось скрывать). Все.

– Напрасно я на тебя это вылила.

Пенелопа ответила:

– Да, наверное. – Но тут же стойко добавила: – Я тебя прощаю. Я не маленькая.

Джулиет вернулась к жизни. Приступы, вроде того, что она пережила в автобусе, иногда повторялись, но уже не с такой силой.

Благодаря своим библиографическим изысканиям она вышла на людей с Регионального телевидения и согласилась на работу, которую ей предложили. Проработала год, потом стала вести ток-шоу. Тут обещало пригодиться бессистемное чтение, которому она предавалась все эти годы (и которое так порицала Айло, когда они еще жили в Уэйл-Бей), – все эти обрывки и обрезки информации, случайные интересы и быстрое усвоение. Она выработала самоуничижительную, немного задиристую манеру, которая обычно производила хорошее впечатление. В кадре она чувствовала себя спокойно. Зато, придя домой, вспоминала какие-то проколы, нервозные моменты или, что еще хуже, оговорки и начинала метаться по квартире, тихонько скулить или ругаться.

Через пять лет открытки приходить перестали.

– Это ничего не значит, – сказала Криста. – Она просто давала тебе понять, что жива-здорова. Теперь она считает, что ты это уяснила. Верит, что ты не натравишь на нее сыщика. Вот и все.

– Я слишком много на нее повесила?

– Ох, Джул.

– Смерть Эрика. Потом мои отношения с другими мужчинами. Я дала ей увидеть чересчур много страданий. Моих дурацких страданий.

За семь лет, от четырнадцатилетия до совершеннолетия Пенелопы, у Джулиет было два романа, и оба раза она суматошно влюблялась, а потом этого стыдилась. Один из ее мужчин был намного старше, да к тому же состоял в прочном браке. Другой оказался значительно моложе; этого напугала ее страстность. Впоследствии Джулиет сама себе удивлялась. На самом-то деле, говорила она потом, он ей совершенно не нравился.