Читать книгу "Спящая красавица - Джудит Айвори"

Джеймс отнял ее руки от груди и глубоко и судорожно вздохнул, когда коснулся ладонями ее грудей. Ее кожа была невероятно мягкой и нежной на ощупь. Она прикрыла глаза и склонила голову к плечу, вздохнув от удовольствия. Это был едва уловимый звук, но он разрушил последние преграды, сдерживавшие его.

Джеймс принялся ласкать Николь, проводя руками по ее обнаженным плечам, вниз по животу, между ногами, ощущая ее даже через платье. Затем он припал к ее губам. Он целовал, одновременно борясь с ее платьем: он расстегивал крючки там, где они поддавались, рвал там, где не мог добраться до нее через эту чертову материю. Своим языком Джеймс старался проникнуть поглубже в ее рот, а рукой стаскивал с нее турнюр. Он погрузил свои пальцы в холодные скользкие шелковые складки, сжал ее ягодицы и притянул к себе так, что ее бедра оказались прижатыми к его. Когда ее бедра коснулись его бедер, он почувствовал, как она отпрянула назад. Николь подняла руки. С ее стороны не было ни малейшего притворства, волнения, неведения или сопротивления. Она подставила ему свои губы. В следующее мгновение ее юбки и кринолин были сброшены. Когда Стокер не смог справиться с ее корсетом, Николь помогла ему раздеть себя.

И ей это понравилось. Ее дыхание участилось. Он ласкал Николь между обнаженными ногами, плотно прижимался, его палец нащупал то, что искал. Он почувствовал, какая она шелковистая и влажная. Она стонала и вздыхала в его руках, ее колени разомкнулись. Джеймсу пришлось опереться о стену, чтобы удержать равновесие, пока он расстегивал свои брюки. Затем они продолжили.

Николь не выказывала признаков утомления или отвращения. Она осознавала, чего хочет. Действительно, с некоторой спешкой она опустила свою руку между ними, чтобы довести его до предела и — по-другому не скажешь — овладела им: поднявшись так, чтобы принять нужное положение, она начала движение бедрами вперед, забросив согнутую в колене ногу ему на бедро. Она помогла ему проникнуть глубже.

— Всемогущий Боже! — глухо прохрипел Джеймс.

Его голова кружилась, перед глазами все плыло, предметы приобрели неясные очертания — такими острыми и восхитительными были ощущения.

Она висела на нем, обвив одной рукой за шею, пригнув к себе. Джеймс обхватил руками ее ягодицы и поднял, стараясь как можно лучше поддержать, чтобы резкими толчками проникать все глубже и глубже...

Сознание на мгновение отступило из-за того, что наслаждение стало нестерпимым. Он откинулся назад, но прежде чем смог прийти в себя, чтобы вновь бщутить блаженство от этого глубокого проникновения, почувствовал, как и она вздрогнула вместе с ним, проворковав что-то низким голосом и притронувшись рукой к его лицу, а ее бедра заколебались.

Он не мог в это поверить. Она достигла пика раньше, чем он. Джеймс рассмеялся, изумленный таким сюрпризом. Это было великолепно! Он поддержал себя, опершись вытянутой рукой о плиту, а другую согнул, поддерживая ее за бедра. Затем он посадил Николь на угол плиты. Все остальное он проделал, как хотел. В одном глубоком деловитом толчке, без извинений, без стеснения. Пока она не закричала, прильнув к нему, и не задрожала.

Джеймс почувствовал напряжение в своем теле, жаркий экстаз охватил его. Дрожащий, с обнаженной Николь в объятиях, он соскользнул вдоль стены на пол кухни.

Глава 14

Когда Николь пришла в себя, то увидела, что лежит на кухонном полу в объятиях Джеймса. Он нежно ласкал ее волосы, иногда брал их в пригоршню и подносил к своему лицу. Его взгляд застывал где-то поверх ее головы, на причудливых тенях, отбрасываемых светом лампы.

— Что вы делаете? — спросила она его. Джеймс покачал головой.

— Это, — сказал он, подняв прядь ее волос, — самые красивые волосы на свете. А это, — он поднял ладонью одну, затем другую грудь, — самые великолепные груди.

Николь прикрылась руками, стараясь небрежно спрятать за ними свою наготу. Она сознавала, что ее грудь больше не была полной и упругой, как раньше. Ее тело изменилось: предательский возраст сделал свое дело. То, чем она некогда гордилась, что всегда вызывало в мужчинах интерес, что очаровывало других, больше не очаровывало ее самое: в бедрах она стала полнее, кожа потеряла былую упругость, ее груди... Ну что же, ее груди были уже не так великолепны, как прежде, они несколько обвисли.

Джеймс раздвинул ее руки.

— А самое прекрасное в них — то, как они колышутся, — сказал он. — Они качаются из стороны в сторону и вздрагивают так, что очаровывают меня.

Николь скривила рот и скептически прищелкнула языком.

— Джеймс, они... качаются, потому что они обвисли. Я старая.

Молодой рыцарь запротестовал:

— Они великолепны! Они опьяняют. Они женственные, чувственные... Я люблю их.

Джеймс рассмеялся, немного нервно, как ей показалось, когда произносил слово «люблю». Он провел рукой по ее груди, спустился ниже, к животу.

— И твои бедра, твой живот, ступни — я обожаю твои ступни...

— Мои ступни?

— О да! — Его пальцы обвили ее лодыжки. Он провел ее ступней по своей груди.

Она от неожиданности вскрикнула.

— Какие чудные ступни! — сказал он снова.

— Вы лжете, — рассмеялась в ответ Николь.

— Я никогда не лгу. Посмотри на этот подъем, — сказал он и провел пальцем на ее лодыжке. — Высокий, элегантный. И этот изгиб. За исключением другой, — он усмехнулся, — более изящной не найти. А здесь... — Он провел пальцем вдоль жилки. — Маленькая синяя жилка, небесно-голубая, как слабое сияние под вашей кожей, нежной и белой. У вас сияющая кожа.

Джеймс поцеловал кончики ее пальцев.

Николь почувствовала себя встревоженной, как это уже не раз случалось с ней в присутствии Джеймса.

— Вы... вы такой... — наконец она нашлась, — такой обольститель.

— Я никогда не лгу, — повторил он.

— Все иногда лгут.

— Да, возможно, раз или два, но не с вами. Зачем мне лгать, когда правда так замечательна?

— Хорошо, значит, у вас поэтический дар.

Если бы она не лежала уже на полу, то от последовавших за этим слов она непременно бы упала.

— Нет, — сказал Джеймс. — Просто ученый влюблен.

Николь приподнялась на локте и уставилась на него. Было бы естественно, если бы она сказала «О нет!» или поддразнила его, стараясь отговорить от его глупых мечтаний. Глупость — вот что это было такое. Она постаралась убедить себя, что его романтический вздор — заблуждение молодости. Потом перестала поджимать губы и спрятала лицо у него на груди.

Любовь. Это слово оставило глубокий след в ее душе. Она испугалась безрассудства, испугалась самой себя, своих поступков и желаний.

Джеймс продолжил:

— Вы самая красивая из женщин, которых я встречал в своей жизни.