Читать книгу "Вкус пепла - Камилла Лэкберг"

Шарлотта сама не заметила, как, гуляя, забрела в район кемпинга и очутилась перед домом Эрики. Вчерашний неожиданный приход подруги значил для нее очень много, но Шарлотту все еще одолевали сомнения. Всю жизнь она привыкла не занимать лишнего места, ничего не требовать для себя, никому не быть в тягость. Она понимала, как ее горе влияет на других людей, и не была уверена в том, что готова переложить часть этого бремени на плечи Эрики. Но в то же время ей очень хотелось увидеть дружеское лицо, поговорить с кем-то, кто не отвернется и не будет, как Лилиан, при малейшей возможности поучать ее, как надо было правильно поступать.

Альбин зашевелился, и она бережно вынула его из коляски. Ребенок настороженно оглядывался по сторонам и вздрогнул, когда Шарлотта постучала в дверь. На порог вышла незнакомая женщина.

— Здравствуйте! — неуверенно поздоровалась Шарлотта и только тут догадалась, что это, должно быть, мать Патрика.

В голове всплыло слабое воспоминание, что когда-то давно, до того как умерла Сара, Эрика приглашала ее зайти.

— Здравствуйте! Вы к Эрике? — спросила женщина и, не дожидаясь ответа, пропустила гостью в дом.

— Она не спит? — осторожно осведомилась Шарлотта.

— Нет-нет, кормит Майю, уж и не знаю в который раз за день. Ничего не понимаю в этих новых временах. В мое время ребенка кормили через четыре часа и ни в коем случае не чаще. И видит бог, это поколение благополучно выросло.

Мама Патрика продолжала говорить, и Шарлотта нервно шла за ней, куда ее вели. Последние дни все ходили вокруг на цыпочках, так что ей казалось странным слышать нормальную речь. Потом она увидела, что свекровь Эрики наконец догадалась, кто она такая, и тотчас же ее голос и движения утратили непринужденность. Женщина прижала ладонь ко рту и сказала:

— Простите! Я не сразу поняла, что это вы.

Шарлотта не знала, что ответить, и только крепче прижала к себе Альбина.

— Я искренне соболезную… — пробормотала Кристина, неловко переминаясь с ноги на ногу, словно ей сейчас хотелось быть где угодно, но только подальше от гостьи.

«Неужели теперь все будут так?» — подумала Шарлотта.

Неужели люди начнут сторониться ее, как прокаженную? Будут шептать за спиной и показывать пальцем: «Вот та женщина, у которой убили дочь». И все будут избегать ее взгляда. Наверное, они это от ужаса, оттого что не знают, как себя вести, а может быть, в них говорит безотчетный страх, что трагедия передается, как заразная болезнь, и может перейти на них, если подойти слишком близко.

— Шарлотта? — послышался из гостиной голос Эрики, и Кристина с облегчением воспользовалась этим как поводом удалиться.

Медленно и нерешительно Шарлотта подошла к креслу, в котором Эрика устроилась, чтобы покормить Майю. Эта сценка произвела на нее впечатление чего-то очень знакомого и в то же время очень далекого. Сколько раз за последние месяцы она входила сюда, как сейчас, заставая все то же зрелище, но эта мысль тотчас же вызвала у нее перед глазами образ Сары. В последний раз она приходила сюда с Сарой. Разумом она знала, что это было совсем недавно, в прошлое воскресенье, но эта мысль была за пределами ее понимания. Она, как сейчас, видела перед собой скачущую на белом диване дочь с развевающимися рыжими волосами. Она вспомнила, как сделала ей замечание, резко велела прекратить. Из-за такой ерунды! Ну подумаешь, попрыгала бы девочка на диване, ничего бы от этого не случилось. От всплывшей картины у нее подогнулись колени, но Эрика вовремя вскочила и помогла ей сесть в кресло напротив. Майя подняла возмущенный крик, когда у нее изо рта вырвали сосок, но Эрика, не обращая внимания на протесты малышки, посадила ее в детский стульчик.

И тогда, очутившись в объятиях Эрики, Шарлотта наконец решилась сформулировать мысль, засевшую в подсознании с того дня, когда полицейские пришли сообщить ей о смерти Сары:

— Почему они не забрали Никласа?

~~~

Стрёмстад, 1924 год

Он как раз закончил работу над цоколем, когда мастер крикнул, чтобы он вышел из каменоломни. Андерс вздохнул и нахмурился: он не любил, когда его заставляли отрываться от работы, однако тут, как всегда, пришлось подчиниться. Бережно сложив весь инструмент в стоявший возле скалы ящик, он отправился узнавать, зачем его позвал мастер.

Толстый начальник нервно крутил пальцами усы.

— Что ты там такое натворил, Андерссон? — спросил он полушутливым-полуозабоченным тоном.

— Я? А в чем дело? — вопросом на вопрос ответил Андерс и, удивленно посмотрев на мастера, стал снимать рабочую спецовку.

— Звонили из конторы. Сказали, чтобы ты туда явился, и хлопнули трубку.

«Какого черта!» — мысленно выругался Андерс. Неужто в последнюю минуту решили что-то поменять в статуе? Ох уж эти архитекторы, художники так называемые, или как их там еще! Никакого понятия у них нет! Меняют, сидя в кабинете, эскиз и воображают, что каменотес может переделать свою работу с такой же легкостью. Не понимают они, что он в соответствии с первоначальным чертежом наметил линию раскола и уже исходя из нее определил места, где вбивать клинья. Любые исправления в чертеже означали для него полное изменение всего плана работы, а это могло привести к тому, что камень треснет и весь проделанный труд пойдет насмарку.

Но Андерс знал также, что возражать бесполезно. Все решает заказчик, и для заказчика он — бессловесный раб, его дело только выполнить всю черную работу, которую тот, кто нарисовал эскиз статуи, не мог или не хотел делать сам.

— Ладно, схожу к ним и узнаю, что им надо, — со вздохом сказал Андерс.

— Ничего, может быть, это только небольшое изменение, — в виде исключения посочувствовал ему мастер, отлично понимавший, чего боится каменотес.

— Поживем — увидим, — ответил Андерс и побрел в контору.

Вскоре он уже смущенно постучался в нужную дверь и вошел. Кое-как вытерев грязные башмаки, он увидел, что толку от этого мало, поскольку одежда его насквозь пропитана пылью, а руки и лицо грязные. Но раз они вызвали его без предупреждения, то пускай принимают таким, как есть. Утешая себя этой мыслью, он вошел следом за приказчиком, который его встретил у входа, в директорский кабинет.

Быстрым взглядом окинув помещение, он почувствовал, как у него упало сердце. Он тотчас же понял, что речь пойдет не о статуе, а о гораздо более серьезных делах.

В кабинете кроме Андерса находились три человека. За письменным столом он увидел директора, в углу комнаты, угрюмо уставясь в пол, сидела Агнес, а третий, незнакомый человек, поглядывал на него с плохо скрываемым любопытством.

Не зная, как ему следует себя вести, Андерс сделал несколько шагов к середине комнаты и встал, вытянув руки по швам, почти по стойке «смирно». Что бы ни случилось, он встретит это как мужчина. Рано или поздно это неминуемо должно было произойти, и Андерс только жалел, что ему не пришлось выбирать, когда и где быть этому разговору.