Читать книгу "Скульпторша - Майнет Уолтерс"

Роз задумчиво пожевала карандаш.

— А как насчет ножа и топора? Полагаю, что на них-то все отпечатки также принадлежали только Олив?

— Не совсем так. Эти предметы были буквально залиты кровью, и с них нам не удалось снять вообще никаких отпечатков. — Увидев, как насторожилась журналистка, Хэл непроизвольно усмехнулся. — Ты опять идешь по ложному следу. Свежая кровь — очень скользкая. Так что было бы удивительно, если бы мы нашли там четкие отпечатки пальцев. Вот на скалке их обнаружилось целых три, и все принадлежали Олив.

Роз что-то быстро записала.

— Вот уж не подозревала, что отпечатки можно снять и с неполированного дерева.

— Эта скалка была из цельного стекла, длиной в два фута, увесистая штучка. И если нас что-то удивило тогда, так это то, что ударами этой скалкой Олив не убила ни Эмбер, ни Гвен. Обе они были миниатюрными женщинами. При желании она могла легко раскроить им черепа. — Он отпил глоток кофе. — Впрочем, это лишний раз подтвердило справедливость ее слов, когда она заявила о том, что ударила их несильно, только для того, чтобы заставить замолчать. Мы испугались, что она может использовать этот факт, и тогда ее обвинят лишь в непредумышленной убийстве. Ведь она могла сказать и то, что начала резать горло матери и сестре только потому, что уже считала их мертвыми, и ей нужно было отделаться от тел. И если бы она настаивала на этом и смогла доказать, что удары скалкой были не так уж сильны, ну… в этом случае, она наверняка сумела бы убедить присяжных в том, что вообще вся эта история явилась каким-то ужасным недоразумением, и все произошло помимо воли самой девушки. Возможно, именно поэтому она и не стала ничего говорить о драке с матерью. Мы пытались узнать подробности этого момента, но она упорно повторяла, что на зеркале не появилось никакого тумана, а это означало, что и мать, и сестра были мертвы. — Он поморщился. — И в результате мне пришлось два дня работать с патологоанатомом и телами, раскручивая шаг за шагом всю картину произошедших событий. В результате, мы пришли к выводу, что имеется слишком много доказательств, что Гвен отчаянно сопротивлялась, спасая собственную жизнь, а потому Олив должна быть обвинена в убийстве. Бедняжка Гвен! Кожа на ее ладонях и руках была буквально порезана на ленты, настолько отчаянно она старалась отвести удары ножа.

Несколько минут Роз просто смотрела в свою чашку кофе.

— Я навещала Олив на днях, и она была ко мне очень добра и внимательна. Я даже представить себе не могу, что она способна на нечто подобное.

— Ты просто никогда не видела ее в ярости, иначе ты, наверное, изменила бы свое мнение.

— А ты видел ее в ярости?

— Нет, — вынужден был сознаться Хэл.

— Так вот, мне даже трудно такое вообразить. Я верю в то, что за последние шесть лет она здорово набрала вес, но все равно Олив относится к тучному, флегматичному типу женщин. А ведь, как правило, легко возбудимы как раз худые и неуравновешенные личности. — Увидев его скептическую ухмылку, Роз рассмеялась. — Знаю, знаю, что ты мне хочешь сказать. Такое любительское заключение по психологии — самое худшее, что можно придумать. Тогда у меня остается всего два вопроса, и ты свободен. Что случилось с одеждой Эмбер и Гвен?

— Она сожгла ее в одном из этих квадратных проволочных утилизаторов, которые обычно ставят в саду. Нам удалось выгрести обрывки ткани из пепла, и по описанию они очень похожи на остатки той одежды, которая, по описанию мистера Мартина, была в тот день на Гвен и Эмбер.

— Зачем ей это понадобилось?

— Наверное, чтобы отделаться от улик.

— А вы ее саму не спрашивали?

Хэл нахмурился.

— Должны были спросить. Но сейчас я уже этого не могу вспомнить.

— В ее заявлении ничего не сказано о том, что она сжигала одежду.

Хэл опустил голову, стараясь припомнить все подробности страшного дня, и прижал к векам большой и указательный пальцы.

— Мы спросили ее, зачем она вообще снимала с них одежду, — почти шепотом произнес он, — и тогда она ответила, что они обязательно должны были оказаться обнаженными, иначе не были видно, где находятся суставы, и как лучше разрезать тела. По-моему, тогда Джефф и поинтересовался у нее, что она сделала с одеждой. — Он замолчал.

— Ну, и?

Хэл поднял глаза на Роз и задумчиво почесал подбородок.

— Я не помню, чтобы она ответила что-то вразумительное. Может быть, Олив просто промолчала. Кажется, информация об обгоревших остатках одежды имелась у нас на следующее утро. Она появилась только после того, как мы тщательно обыскали сад.

— Значит, тогда же вы и спросили Олив насчет одежды?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет. Хотя, может быть, Джефф спрашивал ее. Гвен в день трагедии была одета в комбинезон с цветочками, который превратился в комок обугленной шерсти и хлопка. Нам пришлось расщеплять его на кусочки, чтобы хотя бы определить расцветку, но все равно, материала хватило, чтобы составить впечатление об одежде. Мартин узнал в этих крохах остатки комбинезона Гвен, как и один из их соседей. — Хэл поднял вверх указательный палец, словно вспомнив какую-то важную деталь. — Там еще оставались металлические пуговицы, которые Роберт тоже сразу узнал.

— Но неужели тебя не удивило то, что Олив потратила столько времени на сжигание одежды? Она ведь могла запихнуть ее в чемоданы вместе с телами и преспокойно утопить в море.

— В пять часов вечера утилизатор в саду не работал, иначе мы бы это обязательно заметили. Отсюда было логичным предположить, что она как раз первым делом после убийств и сожгла одежду. И в тот момент Олив вряд ли задумывалась о том, сколько времени на это уйдет. Она еще не знала, что расчленение тел — дело совсем не легкое. Послушай, она просто пыталась отделаться от любых улик. Единственной причиной, почему она вообще решила позвонить нам, было то, что скоро должен был вернуться с работы ее отец. А если бы в том доме жили только три женщины, может быть, у нее все получилось бы. И вот тогда нам пришлось бы позже пытаться опознать останки тел, выловленных где-нибудь в море близ Саутгемптона. Не исключено, что убийцу никогда бы не обнаружили.

— Сомневаюсь. Их соседи не такие дураки. Они сразу бы заметили отсутствие Гвен и Эмбер.

— Это верно, — уступил Хэл. — Ну, а каков будет второй вопрос?

— Было ли на руках Олив много царапин от драки с матерью?

Хэл снова отрицательно покачал головой.

— Нет. Оставались синяки, но царапин не было вообще.

Роз удивленно уставилась на собеседника.

— И это тебе не показалось весьма странным? Ты же сам говорил, что Гвен пришлось сражаться за собственную жизнь.

— Но ей нечем было царапаться, — чуть ли не извиняясь, сообщил Хэл. — Она обгрызала ногти до мяса. Конечно, это ужасно, особенно, если учитывать ее возраст. Поэтому ей не оставалось ничего другого, как только схватить Олив за запястья и попытаться таким образом отвести от себя удары ножа. Вот почему на руках девушки остались синяки. Глубокие следы от сжимавших запястья пальцев. Мы сфотографировали их, разумеется.