Читать книгу "Игра Нептуна - Фред Варгас"

Вроде все, заключил комиссар и повернул назад. Пьянка и удар по лбу. Бухой и травмированный. Ему понадобилось два с половиной часа, чтобы пройти по этой чертовой тропинке, то и дело падая. Он был настолько пьян, что окутанная спиртными парами память отказалась «записывать» что бы то ни было. Он зашел в этот бар, ища то самое забытье, что прячется на дне стакана. Что ж, он более чем преуспел.

Вернувшись, он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы собрать чемодан и освободить белую комнату. Свободное пространство — вот что он хотел увидеть в Париже. Он чувствовал, что сыт по горло облаками, темными кучевыми облаками, которые сталкиваются друг с другом, как надутые жабы, порождая молнии. Нужно было разъединять облака, резать их на кусочки, класть каждый кусочек в ячейку, на пластинку для обработки, а не кидать в огромную неподъемную сумку. Он станет поступать с подводными камнями так, как его научили в ККЖ, конечно, если сумеет. Он подумал о ближайшем: присутствии в аэропорту Ноэллы, готовой лететь рейсом в 20.10.

XXVIII

Утром головная боль прошла, и Адамберг приехал в ККЖ вовремя, снова припарковал машину под кленом и поздоровался с белкой. Ему становилось легче от повторения этих незатейливых действий. Все коллеги осведомились о его самочувствии, никто не выказал ни малейшей иронии насчет вчерашнего. Теплота и тактичность. Жинетта обрадовалась, что шишка на лбу стала меньше, и снова намазала ее липкой мазью.

Комиссар с удивлением понял, что Лалиберте даже не сообщил французам об эпизоде в «Шлюзе». Суперинтендант изложил версию о ночном столкновении с нижней веткой дерева. Адамберг оценил элегантность умолчания, понимая, сколь заманчиво было посмеяться над историей с бутылкой. Данглар наверняка извлек бы выгоду из его пьяных подвигов, а Ноэль отпустил бы несколько крепких шуток. Впрочем, шутками дело вряд ли бы ограничилось, а дойди эта история до окружения Брезийона, с Фавром могли бы возникнуть сложности. В курсе дела была только лечившая его Жинетта, но и она хранила молчание. Здесь царила такая целомудренная сдержанность, что Зал сплетен сжимался до размеров каморки. В Париже подобная история выплеснулась бы за стены отдела и докатилась бы аж до «Пивной философов».

Один Данглар не спросил, как он себя чувствует. Неотвратимость вечернего вылета ввергла его в боязливое оцепенение, которое он пытался скрыть от квебекцев.

Свой последний день Адамберг провел, как прилежный ученик, ведомый Альфонсом Филиппом-Огюстом, который был настолько же скромен, насколько громкой была его фамилия. В три часа дня суперинтендант приказал закончить занятия и собрал коллег для подведения итогов и прощального банкета.

Деликатный Санкартье подошел к Адамбергу.

— Полагаю, ты вчера перебрал? — спросил он.

— В каком смысле?

— Не поверю, что такой человек, как ты, мог наткнуться на ветку. Ты же любишь лес и тропу знал лучше своих ботинок.

— Ну и?

— Думаю, у тебя что-то не заладилось в расследовании или что-то тебя достало. Ты напился и налетел на ветку.

Следопыту Санкартье самое место на участке.

— Да какая разница? — спросил Адамберг. — Не один ли черт, из-за чего налетаешь на ветку?

— Вот именно. С ветками чаще всего «целуешься» из-за проблем. А тебе — из-за твоего дьявола — следует быть повнимательней. Не жди ледостава, чтобы перебраться на другой берег. Выбрось все из головы, лезь на берег, цепляйся изо всех сил.

Адамберг улыбнулся.

— Не забывай меня, — сказал Санкартье, пожимая ему руку. — Ты обещал известить, когда поймаешь свое привидение. Сможешь прислать флакон жидкого мыла с запахом миндального молочка?

— О чем ты?

— Видел у одного знакомого француза. Мне понравился запах.

— Ладно, Санкартье, пришлю тебе посылку.

Этому человеку для полного счастья не хватает только мыла. На мгновение Адамберг позавидовал желаниям сержанта. Запах миндального молочка прекрасно ему подойдет. Оно будто создано специально для него.

В аэропорту Жинетта еще раз проверила гематому на лбу Адамберга, который озирался по сторонам, выглядывая Ноэллу. Вылет могли вот-вот объявить, а она все не появлялась. Он почувствовал облегчение.

— Если разболится в самолете, выпей вот это. — Жинетта сунула ему четыре таблетки.

Она запихнула в его сумку тюбик с мазью и велела накладывать ее еще неделю.

— Только не забудь, — с опаской повторила она, не слишком ему доверяя.

Адамберг поцеловал ее и пошел прощаться с суперинтендантом.

— Спасибо за все, Орель, и за то, что ничего не сказал коллегам.

— Да ладно, с кем не случается, подумаешь, напился. Нечего языком попусту трепать. Начнут сплетничать — их не остановишь.

Шум двигателей снова привел Данглара в ужас. Адамберг не сел рядом с капитаном, он посадил сзади Ретанкур для неотложной помощи, которую она и оказывала дважды за время полета, так что, когда самолет приземлился в Руасси, все выглядели осоловевшими, кроме Данглара, который отдохнул и был в прекрасной форме. Он целым и невредимым вернулся на парижскую землю, и это привело его в благодушное настроение, заставив смотреть на жизнь с оптимизмом. Прежде чем сесть в автобус, он подошел к Адамбергу.

— Приношу извинения за тот вечер, — сказал он. — Простите меня. Я вовсе не то хотел сказать.

Адамберг кивнул, и все разошлись. Впереди у них был день на то, чтобы прийти в себя.

Вернуться к привычным ощущениям. По контрасту с канадскими просторами, Париж показался ему тесным, деревья — чахлыми, улицы — кишели народом, а вместо белок летали голуби. А может, он сам сдулся за время поездки? Ему нужно было подумать, разделить образцы на ниточки и волоски, он помнил об этом.

Приехав домой, он сварил настоящий кофе, сел за кухонный стол и принялся за непривычное дело организованного размышления. Картонная карточка, карандаш, пластинка с ячейками, частицы облаков. Но результатов, достойных лазерного скальпеля, он не получил, за час записав совсем немного.

Мертвый судья, трезубец. Рафаэль. Когти медведя, озеро Пинк, дьявол в святой воде. Ископаемая рыба. Предупреждение Вивальди. Молодой отец, два Лабрадора.

Данглар. «По моему понятию, вы — законченный кретин, комиссар». Добряк Санкартье. «Лови своего проклятого демона и, пока не поймаешь, не высовывайся».

Пьянка. Два с половиной часа на тропе.

Ноэлла. Избавился.

И все. Полный сумбур. Во всей этой невнятице просматривался один положительный момент — он избавился от сумасшедшей девки, и это была финальная точка со знаком плюс.

Разбирая багаж, он нашел мазь Жинетты Сен-Пре. Не самое лучшее воспоминание о поездке, хотя в этом тюбике содержалась вся доброжелательность квебекских коллег. Хорошие ребята. Нужно обязательно послать Санкартье то мыло с отдушкой. Внезапно он вспомнил, что ничего не привез Клементине, даже горшочка кленового сиропа.