Читать книгу "Игрок 1. Что с нами будет? - Дуглас Коупленд"

— А ты не лезь в мою жизнь, — психует Берт.

Ага… Люк уже видел такое не раз. Синдром брошенного супруга, проявившийся в гипертрофированно рьяной вере. Брошенные мужья — кстати, гораздо чаще, чем брошенные жены, — уходят в религию и превращаются в настоящих фанатиков. Частный случай синдрома навязчивых состояний, мало чем отличающийся от маниакального мытья рук или болезненного нежелания выбрасывать старые газеты.

Берт говорит:

— У тебя на руке, пастор Люк, тоже что-то не видать обручального кольца.

Такого Люк не ожидал. Он растерянно смотрит на Берта, и тот продолжает:

— Ага. Похоже, я задел тебя за живое. На гомика ты не похож, стало быть, остается предположить, что в тебе явно что-то не так. Бракованный товар. И ты сам знаешь, что это правда. Карен, а ты как думаешь… Люк похож на бракованный товар?

Люк думает: «Вот же умеет человек поставить другого в неловкое положение». Потом он смотрит на Карен. Она стоит, скрестив руки на груди, и по ее лицу видно, что ей действительно интересно узнать, почему Люк одинок.

— Так, давайте уточним. После всего, что случилось — и что происходит сейчас, — вам двоим хочется знать, почему я до сих пор не женат?

Карен и Берт молча кивают.

— Ну, ладно…

Почему ты до сих пор не женат, Люк?

Люк часто об этом задумывался. Почему?

— Мой отец был пастором в церкви и хотел, чтобы я тоже стал пастором. Но я взбунтовался. Да, сын священника и все такое… Кстати, женщинам это нравится. Кажется им привлекательным, уж поверьте мне на слово. В общем, я взбунтовался, но к двадцати годам я достаточно повидал мир, чтобы понять, что главный враг человека — это он сам, и что если нам и нужна защита, то лишь от самих себя. Я это понял и вернулся в церковь. И… — Люк старался быть честным и искренним, насколько вообще может быть искренним человек, целящийся в другого из дробовика. — Я знал, что мой дух пребывает в смятении. И что мне будет очень непросто спасти свою душу. То есть мне так представлялось тогда. Но когда я вернулся в церковь, оказалось, что моим прихожанкам хотелось видеть во мне доброго пастыря, этакого святого наставника, который им обеспечит частное скоростное шоссе прямо к Господу Богу. Но беда в том, что я уже не был плохим мальчишкой, как не был и благочестивым пай-мальчиком, хотя и стал пастором. А из тех, кто находится посередине, я никогда никому не нравился. Знаете, мне уже тридцать с гаком, но мне так и не встретился ни один человек, который знал бы меня. То есть знал по-настоящему. И это обидно. Впрочем, мне кажется, что люди в принципе непознаваемы. Мы совершенно друг друга не знаем.

Услышав эти последние слова, Карен пристально посмотрела на Люка, сосредоточив на нем все внимание.

— Чтобы это понять, нужно время. Как-то я путано все излагаю. Я человек. Я по-прежнему заперт… во времени… заперт в мире вещей.

— Продолжай, — сказала Карен. — Нормально ты излагаешь. Продолжай.

— Хорошо, да… наверное, я и вправду бракованный товар. Сломленный человек. Я всерьез сомневаюсь в избранном мною пути. Я постоянно иду на какие-то компромиссы и вечно терзаюсь, правильно ли поступил.

Люк сел за столик напротив Берта, а Карен стала между ними.

— Продолжай, — сказал Берт.

— В какой-то момент у меня было чувство, что у меня действительно есть душа. Она ощущалась, как маленький, ярко светящийся уголек. Где-то внутри, в животе. Она казалась такой настоящей.

— Так кто тебя бросил? — спросил Берт и добавил: — Рыбак рыбака видит издалека.

— А это важно?

— Да, важно.

— А по-моему, не важно. Вообще все не важно. Что бы я ни делал, конец известен. Потому что я все равно унаследую болезнь Альцгеймера. От этого урода, моего отца.

Глаза Карен широко распахнулись.

— Вот она, истинная причина, — продолжал Люк. — Вот почему в моей жизни все идет наперекосяк. Когда мне исполнится пятьдесят пять, моя вселенная начнет потихонечку распадаться. И какой смысл напрягаться и что-то делать?!

Из задней комнаты донеслись какие-то странные звуки.

Карен спросила:

— Что это?

— Кажется, эти двое затеяли секс, — сказал Берт.

Звуки не умолкали.

Карен спросила:

— Ей же есть восемнадцать, да?

Берт взглянул на Люка, который сидел, поджав губы.

— А ты ревнуешь, да? — спросил Берт. — Дай-ка я угадаю… Ты думал, ей нравишься ты.

— Сейчас меня больше интересует, что у тебя в голове, Берт, — перебила его Карен.

— В смысле?

— Вот ты ходишь с ружьем. Убиваешь людей. Почему?

— Карен, я вижу, что ты не веришь.

— Во что?

— В Бога. В великую истину.

— Ну, расскажи мне об этом. А я послушаю.

— Тебе нужно признать, что твой нынешний путь — это смерть, которая лишь притворяется жизнью.

— Поясни.

— Тебе нужно взглянуть на вселенную, как на скопление огромных камней и гигантских шаров горящего газа, подчиняющихся определенным законам. А потом спросить себя: для чего это все? Напомнить себе, что мы — живые существа. С загадочными побуждениями и порывами, которые говорят нам, что вселенная — это место, исполненное удивительных тайн, а не просто вакуум, набитый камнями и лавой. Мы рождаемся отделенными от Бога — и жизнь вновь и вновь напоминает нам об этом, — и все-таки мы реальны. У нас есть имена, у нас есть свои жизни. Мы что-то значим. Не можем не значить.

— Ага.

— Твоя жизнь чрезмерно проста, Карен. Тебе заморочили голову, так чтобы ты не задавалась вопросом о своей бессмертной душе. Ты это знаешь?

— Вот ты мне сейчас и расскажешь.

— Карен, скажи мне, что в тебе — ты сама? Где ты начинаешься и кончаешься? Что есть ты? Невидимый шелк, сотканный из твоих воспоминаний? Душа? Электричество? Что именно собой представляет это твое настоящее «я»? Оно знает, что в каждом из нас заключен бесконечный свет — свет ярче солнца, свет, сокрытый в человеческом разуме? Знает ли настоящая Карен о том, что когда мы спим по ночам, когда гуляем по полю и видим дерево со спящими птицами, когда обманываем друзей по мелочам, когда занимаемся любовью, мы препарируем наши души, вскрываем их и зашиваем обратно? Все душевные травмы и исцеления, все потрясения, происходящие у нас внутри, — они не видны на поверхности, их результаты непредсказуемы и необъяснимы. Но если бы ты могла видеть свет, этот невидимый свет души, что горит в каждом из нас, — в магазине, где мы покупаем продукты, на прогулке с собакой, в библиотеке… Возможно, он бы тебя ослепил, этот свет. Если бы ты могла его видеть.