Читать книгу "Леди-обольстительница - Мередит Дьюран"

Гвен ахнула. Вот это была дерзость и раскованность! Нет, ей самой никогда не достичь столь высокой степени свободы.

— Вы хотите, чтобы я станцевала? — спросила она с сильным французским акцентом. — Или вы собрались уходить? Другие клиенты ждут.

— О, милочка, примите наши извинения! — сказал мистер Баррингтон и, достав из кармана сюртука банкноту, сунул ее танцовщице.

Взяв деньги, она фыркнула и снова скрылась за экраном.

— Итак, что вы решили? — весело спросил Баррингтон. — Я умираю от любопытства, так мне хочется услышать голос мисс Гудрик.

— Я тоже, — промолвил Алекс. — Но пусть решает дама.

Он насмешливо взглянул на Гвен. Неужели Алекс не верил, что она обладает хорошим голосом? Он хотел, чтобы она отказалась от предложения Баррингтона, придумав какой-нибудь предлог. Не на ту напал!

— Итак, вперед, в «Ша Нуар»! — бодро воскликнула Гвен.

Самый, одиозный кафешантан Парижа оказался маленьким, темным и тесным. Войдя в него, пришлось протискиваться сквозь ряды колен и задевать локти посетителей. В воздухе висел сигаретный дым. На стенах красовались старинные вещицы. Прибитые к панелям медные сковородки соседствовали с фальшивыми доспехами, небрежными рисунками и картинками, вырезанными из журналов. Здесь же можно было увидеть засушенный букетик или забытый кем-то носовой платок. В углу над очередным рисунком углем трудился молодой человек в поношенной, залатанной во многих местах бархатной куртке.

Один из официантов, одетых в зеленые сюртуки и треуголки в подражание университетским преподавателям Парижа, принес Алексу стаканчик бренди. Горячность и возраст местных завсегдатаев сказывались на окружающей обстановке. Так, например, большинство столов, пострадавших в потасовках, были колченогими, и когда Алекс поставил на один из них свой стакан, тот угрожающе покачнулся, прежде чем принять устойчивое положение.

Пробегавший мимо официант с тяжелым подносом остановился рядом с Баррингтоном, чтобы обменяться с ним любезностями. Нового знакомого Гвен, судя по всему, здесь хорошо знали. Посетители здоровались с ним, похлопывая его по плечу.

— Обожаю богему, — промолвил Баррингтон, когда официант двинулся дальше, — общаясь с ней, я вновь чувствую себя юным, только вступающим в жизнь.

По виду Баррингтону можно было дать не больше тридцати пяти лет. «Рановато он стал сокрушаться об утраченной юности», — с неприязнью подумал Алекс.

— Значит, в юности вы вели богемный образ жизни? — спросил он.

— Нет. Но если бы у меня была возможность начать все сначала, я бы исправил это упущение. Думаю, из меня вышел бы отличный кутила и бродяга.

— Странно слышать это от человека, который занимается сделками с недвижимостью, — заметил Алекс.

Баррингтон усмехнулся:

— Давайте не будем об этом. Я же сказал вам, что в Париже никогда не говорю о делах.

Он повернулся к пианино, у которого Гвен договаривалась о чем-то с аккомпаниатором.

Алекс насторожился. Он предчувствовал, что сегодня его ждут большие неприятности. Да, конечно, благодаря Гвен он сблизился с Баррингтоном. Это было ему на руку. Но не слишком ли большую цену придется ему платить за выгоды от такого сближения?

Эльма Бичем с легким сердцем отпустила свою подопечную на прогулку с Алексом. Однако вряд ли разрешила бы ей задерживаться допоздна в городе. Бедная Эльма и представить не могла, что разряженная Гвен возьмется примерять на себя роль обольстительной певички в одном из злачных мест Парижа, бесстыдно выставляя на всеобщее обозрение свой полуобнаженный бюст.

Именно поэтому Алексу не нравилось, как Баррингтон смотрел на нее. Последний вел себя довольно мирно, но Алекс знал, насколько он жаден до удовольствий.

Гвен поправила юбки, приосанилась и поднялась на сцену. В кафе яблоку негде было упасть, однако никто из клиентов не обращал на нее внимания. Искушенную публику, собиравшуюся в «Ша Нуар», трудно было чем-нибудь удивить. У нее имелись свои любимцы среди композиторов, певцов и поэтов, часто выступавших здесь. Остальных исполнителей завсегдатаи кафе или игнорировали, или прогоняли со сцены свистом и улюлюканьем.

«Пан или пропал», — подумал Алекс, глядя на Гвен. Всем начинающим уготован этот тернистый путь.

Гвен глубоко вздохнула, ее грудь высоко поднялась и опустилась. Без сомнения, она сильно волновалась. Ее взгляд упал на Алекса, и на устах появилась улыбка. Выражение лица Гвен показалось ему новым и незнакомым. Он никогда не видел ее такой прежде. Возможно, все дело было в тусклом неверном освещении и сигаретном дыме, поднимавшемся к потолку и застилавшем взор.

Алекс поднял бокал в ее честь, и улыбка Гвен стала озорной. Она перевела взгляд на Баррингтона. Тот отвесил ей глубокий поклон, описав рукой в воздухе причудливую дугу. «Любитель богемы! — насмешливо подумал Алекс. — Как бы не так! Этот парень ведет себя как пережиток эпохи Регентства. — Вздохнув, Алекс залпом выпил бренди. — Что я делаю здесь? Почему я не в Лиме?»

Пианист ударил по клавишам, и зазвучала музыка Бизе. Это была «Хабанера» из оперы «Кармен». Алекс поморщился, сочтя подобный выбор неудачным. Алекс сомневался, что Гвен вытянет эту арию. Когда после проигрыша она вступила и запела, Алекс замер, затаив дыхание.

С первых нот он понял, что многие из окружения Гвен не догадывались о ее вокальных способностях. Ее голос не подходил для камерного исполнения. Он был слишком сильным, насыщенным.

Постепенно в тесном зале воцарилась тишина.

Гвен пела по-французски, и слова арии можно было бы перевести примерно так: «Когда ж я полюблю вас? О Боже, я не знаю! Быть может, никогда, быть может, завтра… но уж точно не сейчас!»

Алекса вдруг охватила паника. Он испугался, как мальчишка. Ему хотелось встать и уйти отсюда или хотя бы заткнуть уши.

Из глубины зала раздался чей-то восторженный крик. Гвен помахала в ответ со сцены, и это вызвало целую волну восхищенных оваций. На сцене Гвен вела себя непринужденно и даже вызывающе. Алекс обомлел, когда она начала размахивать и вертеть подолом юбки, обнажая лодыжки.

— Любовь — вольная птичка, которую никто не сможет приручить, — пела Гвен. — Зови не зови, она упорхнет от тебя, если отвергнет…

Она закружилась на месте, и подол ее юбки взметнулся еще выше. На ногах у нее были белые шелковые чулки с вышитыми на них узорами из алых цветов. Икры Гвен казались такими же упругими и стройными, как у танцовщиц, исполняющих канкан.

Алекс подумал о том, что ему не следовало знать это… Ему не следовало знать, какие у нее ножки и как звучит ее голос. Алекс растворялся в этом голосе, его звуки обнимали Алекса, душили, ласкали. Каким образом Гвен удавалось так долго скрывать свои таланты?

Нет, Гвен далеко не была наивной и неопытной. Она много страдала, много испытала в своей жизни. Алекс пытался не думать об этом. Гвен постоянно улыбалась, но эти улыбки свидетельствовали не о поверхностности ее натуры или о ее неопытности. Добрый, веселый нрав был признаком непоколебимой силы несгибаемого характера.