Читать книгу "Добрый царь Ашока. Жизнь по заветам Будды - Джеймс Перкинс"

всемогущим Богом и всеми его пророками, это не дорого! – горячо возразила блудница. – Погляди-ка на это, – она обнажила свою грудь. – Разве за такой товар жалко заплатить серебряник?

– Не кощунствуй, – строго одернул ее Варфоломей. – Нельзя поминать имя Господа всуе, а особенно по такому поводу.

– А тебе-то что? – возразила блудница. – Бог покарает меня, а не тебя, – разве я не вольна сама распорядиться своей судьбой?

– Опомнись, сестра! – продолжал увещевать ее Варфоломей. – Можно ли отказаться от вечного блаженства в Царствии Небесном ради бренной и быстротечной земной жизни?

– А, вы из тех, кто пришли с Назаретяниным! – догадалась блудница, закрывая грудь. – В Иерусалиме только о вас и болтают.

– И что же о нас говорят? – спросил Филипп, ласково погладив блудницу по руке.

– Разное, – отдернув руку, сказала она. – Кто-то называет вас отступниками, кто-то – блаженными, а раввин велел держаться от вас подальше, потому что вы смутьяны и грешники.

– Видишь, как народ настраивают против нас? – встревожился Варфоломей, обращаясь к Филиппу. – А мы никак не можем найти Иисуса; не было бы беды.

– Так вы ищите своего Назаретянина! Так бы и сказали! – вмешалась блудница. – Он с Магдалиной в доме, где остановился ее брат Лазарь. Тут недалеко, третья улица направо.

– Ты знаешь Иисуса? – удивился Филипп.

– Я знаю Марию из Мигдала. Ее прозвали «Магдалиной» не только за то, что она оттуда родом, но также за красивые вьющиеся волосы, называемые «magadella», которые она выставляла напоказ, став блудницей. О, ей не было равных в нашем ремесле: она брала по десять динариев за ночь, и по двадцать, и по тридцать, – и мужчины считали удачей, если им удавалось купить ночь ее любви! – ответила блудница. – Не знаю, что она нашла в вашем Иисусе, чем он пленил ее настолько, что она бросила свое занятие; впрочем, он хорошенький и язык у него подвешен неплохо. К тому же, этот парень женился на ней, – так чего же еще? Эх, если бы мне кто понравился, да захотел взять замуж, я бы тоже не стояла здесь на улице и не показывала свои груди кому ни попади!

– Ты обязательно встретишь такого человека, сестра, – утешил ее Варфоломей, – но лучше бы шла за нами, ибо этот путь ведет к истинному Богу.

– Ну уж нет! – отрезала блудница. – Я люблю этот мир, а вы показываете дорогу прямиком на тот свет. Вы как ходячие мертвецы – сами неживые и делаете мертвыми живых. Слыхала я ваши проповеди, у меня от них мороз по коже. Брр! – она передернула плечами.

– Прощай, сестра, Бог не оставит тебя: он милосерден ко всем, даже к тем, кто не просит его милости, – поклонился ей Варфоломей.

– Я не против, пусть милует, если хочет: уж с него-то я денег не возьму! – весело отозвалась блудница.

* * *

Иисус возлежал с Магдалиной на простом деревянном ложе, покрытом тощими тюфяками. Она гладила его плечи и нежно заглядывала в глаза.

– Ты доволен? – спрашивала она. – Хорошая у тебя жена? Как долго мы не виделись, но этой ночью я вознагражу за разлуку и тебя, и себя!

Он крепко обнял ее в ответ:

– Когда я узнал, что ты ждешь меня в Иерусалиме, этот город перестал казаться мне столь мерзким. Мне так хочется отдохнуть с тобой.

– И ты отдохнешь, – страстно прошептала она, впиваясь поцелуем в его губы…

– Какое жесткое ложе, – смеясь, говорила она, придя в себя. – Мой брат так скуп: разве трудно купить приличные тюфяки и мягкое покрывало? Это покрывало грубее войлочной накидки, у меня все тело чешется от него.

– Мне часто приходилось спать на голой земле под открытом небом, так что даже это скромное ложе для меня как царская постель, – сказал Иисус. – Поспим немного, ночь только начинается.

Шум в Иерусалиме не стихал даже в ночные часы: кричали стражники на воротах, по улицам проходили римские патрули, из находившегося неподалеку веселого квартала раздавались взрывы хохота, нестройное пение, а иногда – брань и отчаянные вопли, сопровождающие драку. Иисус прислушался к этим звукам.

– Как много званых, но мало избранных, – пробормотал он.

– Что? – рассеянно отозвалась задремавшая на его руке Магдалина.

– Вспомнил одну притчу, – сказал Иисус. – «Некий человек сделал большой ужин и звал многих, но они начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу придти. Тогда, разгневавшись, хозяин дома сказал рабу своему: пойди скорее по улицам и переулкам города и приведи сюда нищих, увечных, хромых и слепых. Сказываю вам, что никто из прежних званых не вкусит моего ужина, ибо много званых, но мало избранных».

– Давно хотела спросить тебя: где ты так складно научился рассказывать притчи? – спросила Магдалина.

– В Индии, там все рассказывают притчи, – ответил он. – Удивительный народ; я прожил среди него более десяти лет после того, как ушел из дома. В Индии меня постигло просветление – я понял, что такое жизнь и как надо жить.

– Но ты вернулся сюда, – Магдалина не удержалась и поцеловала его плечо. – Что было бы со мной, если бы я не встретила тебя?

– Да, я вернулся, – сказал Иисус. – Мы должны были встретиться, нити наших судеб были переплетены еще до нашего рождения.

– Я часто видела тебя во сне, я знала, что ты будешь моим мужем, – призналась Магдалина. – И в то время, когда я…

– Не вспоминай, – перебил он ее. – Твоей вины в этом нет – твое занятие было не хуже любого другого, которым зарабатывают деньги; истинные блудники – это те, кто продает свою совесть.

– Совесть я никогда не продавала, – горячо сказала Магдалина.

– Я знаю. Что Иосиф, София?

– Иосиф уже начал ходить и лопочет что-то, – улыбнулась она. – А София так радуется, когда видит меня: всплескивает ручками и смеется в своей колыбельке. Жаль, что я не могла привезти их к тебе.

– Мне кажется, я был бы хорошим отцом, – задумчиво сказал Иисус. – Мой отец по-своему любил меня, но редко это показывал, а мать боялась приласкать лишний раз, больше занимаясь моими братьями и сестрами. По городу ходили слухи, что я незаконнорожденный, – сколько раз мне намекали на это соседи и дразнили мальчишки! Я рос в одиночестве, но может быть, так было надо: одинокому дереву ничто не мешает расти и оно крепче к невзгодам. Если бы у меня было обычное детство, вряд ли я стал бы таким, каков я есть.

– Бедный мой, – Магдалина обняла его. – Как бы я хотела