Читать книгу "Телониус Белк - Фил Волокитин"

А после того как пропал ангел, у меня появилась сова. Тоже, надо сказать, весьма загадочная

– У меня за спиной сова, – иногда вдруг озадаченно обращаюсь к кому-то я, – Помогите мне.

– Что, – всегда переспрашивает валторнист или, в зависимости от подвернувшейся халтуры барабанщик.

Я показываю на спину, и все улыбаются.

Это застёжка в виде бирюзовой деловитой совы.

Я купил её в каком-то сувенирном киоске. Сейчас уже не вспомню где, когда купил? Когда в моей ситуации означает – когда деньги водились. А вот где? Вспомнить бы, где бирюзовый цвет считается приманкой для туристов? Вот там и надо искать такую сову.

А сейчас, надо её расстегнуть. И тогда я вылезу из перекинутой через плечо шлейки от саксофона….

Ботинок, наконец, заканчивает трепаться по телефону. Он садится за руль. Пытается пристегнуться, но потом вдруг бросает это занятие, и всё потому что не может попасть пряжкой в паз. Так ни фига и не пристёгивается. То же самое, хихикая, проделывает Мопся. У неё тоже ничего не выходит. Хотя вряд ли она сильно старалась. Скорее всего, просто так – похихикать.

Я же, напротив, опоясываюсь тугими ремнями как колбаса. Сижу себе на заднем сидении и уныло верчу в руках белкову записку. Зачем она превратилась в напоминание о мундштуке? Напоминать среди бела дня про всякие там мундштуки кажется мне скучным. Мотивация предыдущей записки была гораздо более трогательной. А вдруг я забуду про морошковый кофе?

– Можно ехать быстрее? – спрашивает Мопся, не успев, как следует, сесть – Не так, как в тот раз. А то магазины закроются.

– Ещё только восемь утра, – Ботинок встряхивает правой рукой, обнажая любимые часы нелепой советской конструкции – Они и открыться-то не успеют.

Мопся не слушает.

– Зачем тогда такое авто, если у тебя на нём всегда только сто двадцать? – делает вывод она.

– А скорость здесь для всех между прочим одна. Сто двадцать. А в городе – шестьдесят. – отвечает Ботинок.

Мопся презрительно улыбается. Но Ботинок не обращает внимания на неё. И на газ пока нажимать не спешит.

– Сколько нам ехать до Хельсинки? – интересуюсь я, но не потому что озабочен ранним закрытием магазинов, а просто-напросто оттого, что рассчитываю ещё немного поспать.

Ботинок делает неопределённый жест рукой. Долго. Спи, давай, дядя Шарик.

Голова моя согласно кивает, откидывается назад и проваливается в сон без посторонней помощи. Кажется, я даже успел захрапеть.

– Артём, не вздумай спать пристёгнутым, – будит меня строгий голос с переднего сидения. Мопсе скучно.

– Затечёт всё. Немедлено отстёгивайся и ложись спать нормально.

Говорят, что в газетах только и пишут о том, как русские ездят по Финляндии непристёгнутыми. И икону перед собой держат на всякий случай, чтобы отвела беду. Никаких икон в нашей машине нет. Это всего лишь Мопся оборачивается и смотрит на меня с видом ужасной иконы Страшного Суда . Это заставляет меня прогнать из головы сон и принять решение не спать до самого Хельсинки.

Надо только поинтересоваться, сколько мы уже проехали и почему стоим?

Протираю запотевшее стекло. Выглядываю и неожиданно вижу перед собой свой двор и уставившуюся прямо в промытый от изморози кружок на стекле, подружку Шубу. «Ведь и не выехали ещё», – разочарованно думаю я и пользуюсь случаем рассмотреть Шубу поближе. А Шуба то оказывается вся щербатая. И волосы у неё как у Бабы-Яги или как будто не мылась. Но в целом мне она весьма симпатична. Вот только возраст её так сразу не определишь. И татуировки у неё совсем некрасивые. Просто корявые надписи, как на моей записке, да и всё тут.

Но почему такая задержка? Становится неудобно за непристёгнутого отца и за то, что я как маленький, сижу на безопасном заднем сидении.

– Вперёд, – бормочу я. – Скорее. Да поехали же, наконец…

Ботинок наконец даёт газу. Мы неуклюже выкатываемсяс парковки, едва успевая объехать выползающую подышать морозным воздухом бабушку. Кудряшка почти влюбленно поглядывает на моего отца и несколько более сдержанно на его Мопсю. А потом удивлённо рассматривает наш автомобиль. Ещё бы. Автомобиль отца стоит всех автомобилей Финляндии. Огромный, грузный, по праву считающийся чуть ли не грузовиком. Не то броневик с Площади Ленина, не то гусеничный советский танк, как на картинке о чешском перевороте.

А я уже говорил вам, что предпочёл бы любой машине велосипед? В Финляндии ведь все ездят на велосипедах. Машин тоже хватает, но велосипед – незаменимая вещь. И, пожалуй, нет ни одной машины, сверху которой не торчало бы пары велосипедов. Даже сейчас, каждая едущая по встречке машина несёт на себе велосипед. Иногда даже два, а то и три велосипеда, привязанных сверху стоя. Если у них столько велосипедистов зимой, то, что же здесь происходит летом и осенью?

Даю себе слово, что летом обязательно куплю себе вместо телевизора велосипед. Интересно, придёт ли в ярость Ботинок от этой покупки?

На телевизор он так и не отреагировал. Знай себе картой расплачивайся, бери что хочешь – он и не слова не говорит. Может быть оно и хорошо, но придётся когда-нибудь во всём разобраться. Кажется, будто отец чувствует себя виноватым и намеревается при помощи денег загладить свою вину.

Попробую-ка я это проверить. Заправка уже недалеко, а бензин машина жрёт словно черпает ложкой.

На заправке я накладываю в пакет килограммов пять мармелада. Подумав, добавляю к тому совершенно ненужный в поездке мёд. А потом ещё и пару журналов сверху кидаю – специально держу их так, чтобы выглядело непонятно, порнография это или комиксы. Ну как, теперь будете на меня внимание обращать?

Но батя мой даже не спрашивает для чего порнографические журналы. Просто платит, да и всё. А я нахмуриваю брови. Обидно. Но ещё обиднее, что без Белка мармелада совсем не хочу. А журналы я кидаю на сидение, даже толком не разглядев.

Да, похоже, что Ботинок и вправду чувствует себя виноватым. Осталось только разобраться в чём и что послужило тому причиной.

Когда то я мог просто вызвать его на серьёзный разговор и, не парясь, спросить всё что мне хочется. А сейчас будет сложно. Боюсь, что с налёту этого не определить. Требуется настоящее расследование.

– Это для того чтобы провода из-за ветра не переплелись между собой, – объясняет Ботинок Мопсе. Действительно, отчего в воздухе болтаются проткнутые проводами разноцветные мячики? – Переплетутся – и до свидания…

Мопся нервно пожимает плечами. Поправляет дымчатые очки.

– Выглядят они только глупо. Как будто и вправду мячики. И торчат. Зачем мячики-то? – ворчит она, – Разве нельзя выплести провода заново?

– Никак нельзя без мячиков – объясняет Ботинок, – ведь не подлезть к проводам иначе. Как ты в рюмку залезешь без ёршика, когда, к примеру, посуду надо помыть. Неудобно!